Великий перелом
Шрифт:
— Они убедились, что так делать не стоит, — сказал Сэм.
— Да, некоторые негры взбунтовались, — согласилась Барбара, — но я бы побилась об заклад, что не все. И ящеры не стали бы даже пробовать, если бы знали, что из этого ничего не выйдет. А как обращаются с цветными здесь… Помнишь, в кинохронике, еще до того, как мы вступили в войну, показывали счастливых украинских крестьян, встречавших нацистов с цветами, потому что они освободили их от коммунизма?
— Ух-х, — сказал Сэм. — Они очень быстро поняли, что их следует ругать, не так ли?
— Не в этом дело, — настаивала Барбара. —
— Многие из них так и делали. — Сэм предупреждающе поднял руку, чтобы Барбара его не перебивала. — Я знаю, что ты имеешь в виду, дорогая. Многие из них на это не пошли. Ситуация стала бы куда хуже, если бы это случилось, тут двух мнений нет.
— Теперь ты понял, — просияв, сказала Барбара.
В ее голосе всегда чувствовалась радость в таких случаях, радость и легкое удивление: пусть у него не было достойного образования, но он далеко не тупой. Он не думал, что она знает, какие чувства выдает ее голос, и не собирался спрашивать. Он был просто доволен тем, что может приблизиться к ее уровню.
— Другая сторона медали — это я о цветных женщинах, и я не буду называть их «мамми», если ты этого не хочешь, — но они не могут делать такую работу, какую делаешь ты. Поскольку они на нашей стороне, разве мы не должны обеспечить их работой, которую они в состоянии делать, чтобы остальные могли заняться делами, которые цветные делать не могут?
— Это нечестно, — сказала Барбара.
Она сделала паузу и задумалась. Ее пальцы легко прошлись по клавиатуре машинки, поднимая печатающие рычажки, но не ударяя ими по бумаге. Наконец она сказала:
— Это может быть нечестно, но, полагаю, это практично.
И она снова принялась печатать.
Сэм чувствовал себя так, словно в бейсболе сделал выигрышный дубль в девятке. Он нечасто добивался согласия в споре с Барбарой. Он ласково прикоснулся к ее плечу. Она мимолетно улыбнулась. Шум машинки не прерывался.
Лю Хань держала в руках автомат, словно маленькую Лю Мэй. Она знала, что делать, если Томалсс шагнет к ней: направить автомат на него и нажать спусковой крючок. Несколько пуль остановят его.
По словам Нье Хо-Т’инга, автомат был германского производства.
— Фашисты продали его гоминьдану, а мы его освободили, — сказал он. — Точно так же мы освободим весь мир не только от фашистов и реакционеров, но и от чуждых агрессивных чешуйчатых дьяволов.
На словах это звучало просто. Отомстить Томалссу тоже казалось просто, когда она внесла предложение в центральный комитет. И действительно, схватить его в Кантоне оказалось несложно: как она и предсказывала, он вернулся в Китай, чтобы отнять ребенка у еще одной бедной женщины. А вот доставить пленника в Пекин так, чтобы остальные чешуйчатые дьяволы не смогли бы его освободить, было не так-то просто.
Народно-освободительная армия справилась и с этим.
И вот теперь он находился здесь, в хибарке хутуна неподалеку от общежития, в котором жили Лю Хань и ее дочь. В сущности, он поступил в ее полное распоряжение, и она могла делать с ним, что хотела. Как она мечтала об этом, когда томилась в руках маленьких чешуйчатых дьяволов! Теперь мечта
Она открыла дверь хибарки. Некоторые прохожие, из тех, кто продавал или покупал что-то на улице, были ее соучастниками, но она не знала точно, кто именно. Они помогут ей и не допустят, чтобы Томалсс сбежал, и не позволят никому освободить его.
Она закрыла за собой дверь хибарки. Внутри, недоступная постороннему взгляду, находилась еще одна, более прочная дверь. Она открыла и ее, вошла в тускло освещенную комнатушку.
— Благородная госпожа! — зашипел Томалсс на своем языке, затем продолжил на китайском: — Вы уже решили мою судьбу?
— Возможно, мне следует подержать вас здесь длительное время, — задумчиво проговорила Лю Хань, — и посмотреть, чему люди смогут научиться у вас, маленьких чешуйчатых дьяволов. Это был бы неплохой проект, вы согласны, Томалсс?
— Это был бы неплохой проект для вас. Вы многому бы научились, — согласился Томалсс.
На мгновение Лю Хань подумала, что он не понял ее иронии. Но ошиблась.
— Я не думаю, что вы поступите так. Я думаю, вместо этого вы будете мучить меня.
— Чтобы узнать, какую жажду, какой голод, какую боль вы сможете выдержать, — это был бы интересный проект, вы согласны, Томалсс? — Лю Хань промурлыкала эти слова так, словно кошка, обхаживающая мышь.
Она надеялась, что Томалсс будет унижаться и просить. А он смотрел на нее с выражением, которое благодаря более долгому, чем ей хотелось бы, общению с чешуйчатыми дьяволами она истолковала как печальное.
— Мы, Раса, никогда не обращались так с вами, когда вы были в наших когтях, — сказал он.
— Нет? — воскликнула Лю Хань. Она в изумлении уставилась на чешуйчатого дьявола. — Вы не отняли у меня ребенка и не разбили мое сердце?
— Детеныш не пострадал ни в чем — наоборот, — ответил Томалсс. — И, к нашему сожалению, мы не поняли в полной мере связи поколений у вас, тосевитов. Это одна из вещей, которые мы узнали — частично от вас самой.
Лю Хань поняла смысл его ответа. Он не думал, что проявляет бессмысленную жестокость, — хотя это и не означало, что он не был жесток.
— Вы, чешуйчатые дьяволы, забрали меня в самолет, который никогда не садится на землю, и там превратили меня в распутную женщину. — Лю Хань была готова пристрелить его за одно это. — Ложись с этим или не будешь есть. Затем надо лечь с тем, с другим, с третьим. Все время вы наблюдали за мной и снимали фильм. И теперь говорите, что не причинили мне зла?
— Вы должны понять, — сказал Томалсс, — у нас спаривание — это спаривание. Когда наступает сезон спаривания, самец и самка находят друг друга, и через некоторое время самка откладывает яйца. Для работевлян — еще одной расы, которой мы управляем, — то же самое: спаривание значит спаривание. Для халессианцев — еще одной расы, находящейся под нашим управлением, — спаривание значит спаривание. Откуда мы могли знать, что для вас, тосевитов, спаривание это не просто спаривание? Да, мы узнали это. Мы узнали это из того, что делали с такими, как вы, и тосевитскими самцами, которых мы поднимали на наш корабль. Прежде нам было неизвестно. У нас и сейчас есть проблемы в понимании того, какие вы.