Великий врачеватель
Шрифт:
В этот момент его позвал хорезмшах, которому, вероятно, тоже стало скучно слушать спор богословов.
— Мы слышали, Абу Али по-прежнему живет в чужом доме? — спросил хорезмшах. — Это не соответствует званию ученого, которое Абу Али занимает при нашем дворе. Мы даруем Абу Али пять тысяч динаров. Пусть он приобретет себе все необходимое.
«Самый плохой человек — тот, кто ест один, ездит верхом без седла и бьет своего раба» — такая была поговорка.
Лошади у Абу Али не было. Раба тоже. Но он собирался покупать
— Хочешь, я подарю тебе кого-нибудь из своих слуг? — спросил Аррак.
— «Раба, который в другом месте был любимцем, не бери, ибо, если не будешь его баловать, он или сбежит, или в сердце тебя возненавидит», — вместо ответа напомнил Абу Али другую поговорку.
Абу Али отправился на невольничий рынок. Его сопровождал старший сын купца.
— Многие думают, что покупать раба — дело торговое. Покупка раба и наука об этом относятся к философии, потому что покупатель должен знать психологию, — важно рассуждал купеческий сын по дороге.
Он бубнил весь путь, прочитал Абу Али длинную лекцию о породах рабов, удивлялся неопытности Абу Али.
— Признаки раба умного и удачливого, — говорил сын купца, — такие: он должен быть стройный, с умеренными волосами и умеренным мясом, белый, розоватый, с широкой ладонью, большим промежутком между пальцами, широким лбом, темно-серыми глазами, открытым лицом, безгранично склонным к смеху. Такой раб годится для обучения наукам, выполнению переписки, работ по казне, и во всяком деле он — человек верный.
Абу Али слушал его с неприязнью.
— А если у раба широкие брови, глаза навыкате, веки толстые и красные, губы и зубы длинные и широкий рот, то такого раба не бери хоть задаром. Такой раб очень бесстыж, и нахален, и невежлив, и зол, и ищет раздоров.
Наконец они пришли на невольничий рынок.
Это было четырехугольное пространство, огороженное невысокой стеной. А внутри — обычные узкие улочки, дома. Ночью рабы спали в этих домах, днем их выводили в лавки на продажу.
У входа Абу Али оглушил визгливый голос зазывалы.
— Девушки на любой вкус! Девушки, обученные пению, вывезенные из Индии; белые девушки-славянки, черные девушки из Нубии, девушки-тюркчанки, гречанки и берберийки! На любой вкус, продаются только в хорошие семьи!
— Мужчин продают в дальней половине, — сказал купеческий сын.
Они пошли мимо девушек, одетых в белые и розовые одежды. На лицах девушек было тупое равнодушие.
И вдруг Абу Али заметил юную девушку. Она утешала мальчика лет пяти. Мальчик был босой, в длинных чужих штанишках. Он громко плакал, а девушка говорила ему что-то, улыбалась, но в глазах у нее были горе и страх.
— Хорошая девушка, знает грамоту, умеет варить еду, может петь и плясать, — подошел работорговец, — от приличной хозяйки. Хозяйка недавно умерла, счастливых ей дней
Мальчик услышал эти слова и снова заплакал, и девушка перестала улыбаться, принялась кусать губы.
— Нам нужен мужчина, домоправитель, — сказал купеческий сын.
— А-а, — махнул рукой работорговец и сразу стал равнодушным, — домоправителей продают в том углу.
Дальше продавали мужчин средних лет. Работорговцы громкими голосами расхваливали их образованность и природный ум.
Рабов было много, но Абу Али шел мимо них, глядя себе под ноги.
— Что же ты? — сказал купеческий сын. — Смотри вот на этого — и взгляд открытый, и кожа чистая. И, торговец говорит, знает он языки.
Абу Али прошел мимо. Он не мог посмотреть в глаза ни одному продающемуся здесь человеку. Он привык смотреть в испуганные глаза больных, своим уверенным взглядом вселяя в них надежду.
— Нет, не стану я покупать людей!
Абу Али повернул назад, к выходу.
— Сколько времени зря потеряли! — ворчал купеческий сын. — Завтра я один пойду на рынок и приведу тебе раба.
Они снова проходили мимо той девушки. Мальчика уже не было. Его, видимо, увели новые хозяева. Теперь плакала девушка. А торговец зло ругал ее.
— Для чего тебе румянили утром щеки! — кричал он. — Смазывали душистыми маслами! Чтобы ты сбивала сама себе цену?! Да за тебя сейчас дирхема никто не даст.
Покупателей близко не было, и поэтому торговец мог кричать все, что думал.
— Остановись, я куплю эту девушку, — сказал Абу Али.
— Зачем тебе девушка? — удивился купеческий сын. — Мы ведь шли покупать мужчину, а если тебе нужна девушка, так мне и сказал бы, я бы тебе давно выбрал самую подходящую.
— Я хочу купить именно эту девушку, — проговорил Абу Али. — И ее брата я куплю тоже.
Девушка перестала плакать и прислушалась к разговору.
— Как тебя зовут? — спросил ее Абу Али.
— Ширин, — тихо сказала девушка.
— Имя-то у нее красивое, — вмешался торговец.
— А цена какая? — спросил купеческий сын.
Торговец замолчал, притворяясь, что размышляет.
— Сто динаров.
Абу Али сразу полез за кошельком.
— Это дорого, — сказал купеческий сын, — пошли. Мы найдем другую девушку.
Абу Али неприятна была эта торговля.
— Десять динаров скинешь, берем, — сказал купеческий сын. — А нет — уходим.
— Да ты потрогай ее волосы, настоящие, некрашеные и неподвязанные. И зубы. Иным приходится отбеливать смесью угля с толченой солью, а у нее — сами белые. И по-хорезмийски она понимает. Девяносто два динара — только из уважения к хорошим людям.