Великодушные враги (Право на измену)
Шрифт:
Опять ее охватил жар. Он шел откуда-то изнутри, это было мучительное, дразнящее ощущение близости любимого мужчины, смешанное с воспоминаниями о том, что связывало их в прошлом и чем они могли бы стать друг для друга. Да, это была пытка, нестерпимая пытка, и — судя по лицу Александра — он отлично это понимал.
— Ты прекрасна, милая, ты безупречно сложена, ты так хороша, что ни с кем, кроме тебя, я больше быть не могу, — сказал он тихо. — Признаюсь тебе в этом, как на исповеди, в ответ на вопрос, который ты никак не решишься задать, полагаясь на всеведение королевского двора.
Джонет
Она заглянула ему в лицо, мечтая прислониться к нему и всем телом ощутить его объятия. Сама она еще даже не прикоснулась к нему, а ведь ей так этого хотелось, что противиться влечению стало невозможно, как невозможно перестать дышать.
И еще одно чувство росло и крепло в ней: чувство уверенности, обретенное в Стептоне и вновь утерянное здесь, при дворе. Разве можно было хоть в чем-то быть уверенной, наблюдая, как Александр улыбается блестящим светским дамам, видя его рядом с ослепительной, женственной, изысканной, прекрасной Дианой, вспоминая мельком увиденную, но навсегда врезавшуюся в память сцену в освещенной свечами спальне, беспрестанно воображая множество других, неотвязно преследующих ее сцен? Нет, она не могла поверить в то, что не поддавалось осмыслению и противоречило всем доводам рассудка. Поверить, что, вопреки всему, Александр Хэпберн влюблен в обыкновенную девушку со стрижеными волосами.
Подойдя к нему вплотную, Джонет принялась расстегивать пряжки на его кожаной куртке, пока решимость не покинула ее.
— Я слышала, французы считают женщин с маленькой грудью более страстными и ненасытными, чем остальные, что они обладают скрытыми достоинствами, надо только уметь их обнаружить. — Она подняла на него взгляд. — Может быть, вам стоит это выяснить, милорд?
Его глаза искрились смехом и были полны желания. Чудесное сочетание. Лучше не бывает.
— А что говорят французы о мужчинах? Ну, о тех, что умеют обнаруживать скрытые достоинства?
— Ну… говорят, что они мудрые… — тихонько ответила Джонет. — И что они безумно счастливы.
Захлебываясь от смеха, Александр притянул ее к себе. Массивные пряжки смяли ее нежную кожу, на нее попала влага с его все еще не просохшей куртки. Она потянулась губами к его губам, и они встретились в поцелуе, напомнившем ей все, что было раньше, и посулившем еще больше.
Он ее любит. Джонет твердила себе это с радостью, с таким облегчением, что у нее закружилась голова.
Александр подхватил ее на руки, опрокинул на постель и всем своим телом навалился сверху. Джонет ощущала на себе тяжесть его тела, и это было божественно — знать, как он разгорячен, возбужден… и все еще стеснен одеждой. Это было самое волнующее и упоительное чувство, какое ей когда-либо доводилось испытывать.
Она была совершенно обнажена, а он одет с ног до головы. И он сполна воспользовался своим преимуществом. Его руки были как будто повсюду одновременно, руки и губы. Он брал, что хотел, заставляя ее сходить с ума от наслаждения. Джонет отчаянно боролась с многочисленными застежками, стараясь сорвать с него одежду.
— Алекс, ради Бога, помоги мне!
Он засмеялся и сбросил куртку, начал
Джонет сорвала с него камзол и, безжалостно отрывая кружева, кое-как стянула с него через голову рубашку. Вот что она хотела: ощутить всем телом обнаженное тело Александра, игру его мощных мускулов, приятное скольжение кожи по его коже. И весь этот пир чувств и плоти только для нее. Ради нее одной.
— Джонет… о Господи, как ты прекрасна!
Она застонала, когда его губы нашли ее грудь, а вся боль и дрожь ожидания переместились ниже и сосредоточились в самом центре ее естества. Джонет лихорадочно нащупала пояс его панталон и сумела стянуть их ниже бедер.
— Алекс, — проговорила она, задыхаясь от смеха и страсти, — о, Алекс, тебе придется остановиться. Хоть на минутку. Я… я же не могу снять с тебя сапоги. — Она попыталась оттолкнуть его. — Мы же не можем…
— Черта с два мы не можем, милая!
Александр вновь повалил ее на постель, крепко держа обеими руками и вынуждая сдаться. Ни на какие проволочки времени уже не осталось. Он устроился поудобнее, примерился и с легкостью проник своей упругой, твердой плотью в ее бархатистую, податливую, переполненную томлением плоть. Затаив дыхание от восторга, она отметила про себя, какой он большой и сильный.
Он проник глубоко, заполняя собой пустоту и утоляя боль. Джонет со стоном выгнулась дугой ему навстречу, пустилась в скачку вместе со своим наездником, все убыстряя движение в неистовом порыве, пока окружающий мир не завертелся каруселью перед глазами, превратившись в неясное размытое пятно. Все свелось к одному-единственному всепоглощающему стремлению, и оно разрешилось ослепительной вспышкой, последним взрывом чувственного наслаждения.
Завершение…
Она откинулась на подушки и перевела дух, стараясь хоть немного оправиться от смятения. Впервые Александр овладел ею так стремительно и быстро, так… отчаянно. В темноте было хорошо слышно его неровное дыхание, а его сердце колотилось как будто в ее собственной груди.
Джонет обняла его обеими руками и крепко сжала, потом принялась ласкать гладкую кожу на его плечах, наслаждаясь ощущением мощи, исходившей от перекатывающихся под ней мускулов. Она могла бы заниматься этим бесконечно, и ей все равно было бы мало. Даже сейчас, когда он все еще обладал ею.
Александр вздохнул и потерся щекой об ее грудь.
— Они были правы, милая. Все верно.
— Кто? О чем ты?
— О французах, — пояснил он. — Они были правы. Я… безумно счастлив. Вот если б только не эти проклятые штаны! Они меня стреножили!
Джонет засмеялась, и ее веселость передалась Александру. Она с хохотом стащила с него сапоги, панталоны и чулки. В свете свечи он поймал ее взгляд и вдруг сделался серьезным.
— Я люблю тебя, Джонет, как никогда никого не любил. Я хочу, чтобы ты это знала, хотя и не собирался говорить об этом сегодня, не думал, что мы будем… заниматься этим.