Великое заклятие
Шрифт:
– Верно, он воин. Но мне нужен не тот, кто умеет убивать, а тот, кто умеет любить.
Ночь была холодная, но Коналин, закутанный в одеяло, не чувствовал холода. Кебра, с которым они сидели вместе, молчал, и Коналину это молчание доставляло не меньше удовольствия, чем разговор. Так уютно молчать способны только друзья. Коналин смотрел сбоку, как серебрятся при луне седые волосы лучника.
– О чем ты думаешь? – спросил наконец мальчик.
– Вспоминаю своего отца.
– Извини, я не хотел тебе мешать.
– Хорошо, что помешал. Эти воспоминания не из приятных. Ты замерз, по-моему, – ступай
– Нет, мне не холодно. – Коналин, засучив рукав, почесал начавшую заживать болячку. – Что ты будешь делать, если вернешься в Дренан?
– Попробую стать земледельцем – есть у меня сотня акров в горах у Сентранской равнины. Построю там дом... быть может.
– Ты правда этого хочешь?
– Нет, пожалуй, – улыбнулся Кебра. – Просто мечта такая – последняя. У сатулов есть пожелание: пусть исполнятся все твои мечты, кроме одной.
– Что ж тут хорошего? Разве не лучше, когда все твои мечты исполняются?
– Нет-нет, это было бы ужасно! Для чего же тогда жить? Ведь именно мечты нас подталкивают вперед. Мы живем от мечты к мечте. Ты, скажем, сейчас мечтаешь жениться на Фарис. Когда это сбудется, ты будешь счастлив, но захочешь детей. Человек без мечты – мертвец. Вроде бы и ходит, и говорит, но внутри он пустой, бесплодный.
– Значит, у тебя осталась всего одна мечта? А с другими что стало?
– Ты задаешь трудные вопросы, дружище. – Кебра умолк, и Коналин не стал нарушать молчание. Тепло у него внутри разгоняло ночной холод. «Дружище». Кебра назвал его другом. Коналин смотрел на чернеющие во мраке горы, на луну и на звезды. В этой великой пустоте была гармония, наполняющая душу музыкой тишины. Город такой гармонии не знает, и Коналин всю свою жизнь вел бесконечную борьбу за выживание, борьбу с жестокостью и нищетой. Сызмальства он усвоил, что задаром ничего не делается. Все имеет свою цену, которая ему большей частью не по карману.
Подошел Ногуста, и Коналин почувствовал раздражение – он не хотел сейчас ничьего вмешательства. Но чернокожий молча прошел мимо.
– Он самый лучший твой друг? – спросил Коналин.
– Самый лучший? Я не знаю, что это такое.
– Он тебе больше нравится, чем Зубр?
– Вот на это уже легче ответить, – улыбнулся Кебра. – Зубр никому не нравится. Но самый лучший друг... – Кебра выдернул из земли две травинки. – Какая из них лучше?
– Никакая. Трава вся одинаковая.
– Вот именно.
– То есть как? Не понимаю.
– Я тоже не понимал, когда молодой был. Тогда я думал, что всякий, кто мне улыбается, – это друг. И всякий, кто предлагает мне утешение, тоже. Само это слово мало что значит. Истинная дружба встречается реже, чем белая ворона, и стоит дороже, чем гора золота. А когда ты находишь ее, то понимаешь, что измерить ее нельзя ничем.
– Что он сделал, чтобы стать твоим другом? Жизнь тебе спас?
– Он ее спасал не раз, но на твой вопрос я не могу ответить. Правда, не могу. Думаю, что и он не сможет. А теперь мне пора уложить свои старые кости на покой. Доброй тебе ночи.
Они встали и пошли обратно в лагерь. Зубр уже храпел у огня. Кебра ткнул его сапогом, и он, покряхтывая, повернулся на другой бок.
Коналин подбавил хворосту в догорающий костер и стал смотреть на пламя, а Кебра улегся рядом с Зубром. Завернувшись в одеяло, лучник приподнялся на локте и сказал:
– Ты парень способный, Коналин, и сможешь добиться чего захочешь – надо только, чтобы мечты твои были
Коналин остался сидеть у огня. Дагориан прошел к повозке, ступая тяжело и устало. Он взял из мешка яблоко, надкусил его и, не замечая, видимо, Коналина, посмотрел на спящую Аксиану. Фарис и маленькая Суфия спали рядом с королевой. Дагориан постоял немного, потом вздохнул и присоединился к Коналину. Зубр снова захрапел, и Коналин, встав, пихнул его ногой, как Кебра. Зубр послушно повернулся на другой бок и перестал храпеть.
– Ловко ты это. – Дагориан бросил в огонь остатки хвороста.
Коналин скинул одеяло и пошел в лес, чтобы набрать еще. Спать ему не хотелось. В уме теснилось множество вопросов, а единственный человек, которому он мог их задать, отправился на боковую. Коналин притащил из леса несколько охапок дров и порадовался, видя, что Дагориан тоже улегся спать.
Напившись у ручья, он зашел чуть дальше в освещенный луной лес. Там было тихо, только деревья поскрипывали на ветру. Дневные события казались такими далекими, будто они произошли в другой жизни. Коналину вспомнилось, как Зубр бросился на конного рыцаря и столкнул его в огонь вместе с конем. Мальчик вполне разделял удивление Ульменеты – он тоже не ожидал такой отваги от старого распутника. А вот другие нисколько не удивились. Коналин шел все дальше, не глядя по сторонам. Здесь царили новые, свежие и волнующие запахи, совсем не такие, как в городе. Деревья расступились, и Коналин оказался на лугу, залитом лунным светом. Кролики, щипавшие траву, показались ему странными. Раньше он видел их только на крюках в мясной лавке. Здесь они были такие же живые и свободные, как и он.
На луг упала тень большой птицы. Кролики бросились врассыпную, но хищник ударил одного когтями, сел на него и убил своим загнутым клювом.
Коналин стал смотреть, как ястреб терзает добычу.
– Такое не часто увидишь, – сказал чей-то голос.
Коналин отпрянул, как вспугнутый олень, и сжал кулаки. Рядом стоял Ногуста. Коналин не слышал, как тот подошел, но чернокожий будто и не заметил его испуга.
– Ястребы обычно кормятся пером – к меху их приучает сокольничий.
– Разве можно прокормиться пером? – спросил Коналин, делая вид, что появление Ногусты не явилось для него неожиданностью.
– Это только так говорится, – улыбнулся Ногуста. – Имеется в виду, что обычно они питаются другими птицами – голубями, а самые способные и утками. Этот ястреб скорее всего воспитывался в неволе, но улетел.
– Я думал, кроликам здесь полная воля, – вздохнул Коналин.
– Так оно и есть.
– Нет, я думал, им нечего бояться.
– Все, что ходит, летает, плавает или ползает, чего-нибудь да боится. Поэтому тебе не следует уходить так далеко от лагеря.
Ногуста зашагал прочь, но Коналин догнал его и спросил:
– А если ты спасешь королеву, то какую награду получишь?
– Не знаю. Не думал об этом.
– Ты тогда станешь богатым?
– Возможно.
Они уже дошли до лагеря, и Ногуста остановился.
– Ступай отдохни. Завтра нам придется поспешать.
– Ты из-за награды это делаешь? – настаивал Коналин.
– Нет. Из куда более корыстных побуждений.
Коналину пришел в голову другой вопрос, и он собрался его задать, однако Ногуста уже куда-то исчез.
Коналин взял свои одеяла и лег рядом с Фарис. Многого он так и не понял. Что может быть корыстнее того, чем браться за какое-то дело ради награды?