Великое заклятие

Геммел Дэвид

– Жизнь ни с кем не обращается честно, – улыбнулся Кебра, – что может засвидетельствовать любая из твоих жен. Весь вопрос в том, что с нами дальше будет?

Тут Аксиана закричала, и Фарис, проснувшись, бросилась к ней.

– Что с вами, моя госпожа?

– Кажется... кажется, у меня началось.

Испуганная Аксиана звала Ульменету.

– Она не может прийти сейчас, – сказал королеве Ногуста. – Она спит, и будить ее нельзя.

– Но я ведь рожаю! – вскричала в панике Аксиана. –

Она нужна мне! – Пришла новая схватка, и ее лицо искривилось от боли.

– Отойди-ка, парень, – велел Ногусте Зубр.

– Нет! – завопила Аксиана, охваченная ужасом. – Только не ты!

– Жизнь поступает с нами нечестно, как мне только что сказали, – ухмыльнулся он. – Но мне уже приходилось принимать роды у баб, и у кобыл тоже, и у коров, и у овец. Придется тебе на меня положиться. Поставь-ка вокруг нее какую-нибудь загородку, – приказал Зубр Ногусте. – А ты, девочка, будешь мне помогать, – сказал он Фарис. Он откинул одеяло, укрывавшее королеву. Платье на ней промокло. – Видите, воды отошли. Не стой, Ногуста, шевелись!

Ногуста с Дагорианом стали рубить на деревьях ветки и втыкать их в землю вокруг королевы. Ветки покрыли одеялами, и получилось что-то вроде шатра без крыши. Аксиана то и дело кричала. Фарис сбегала к ручью и набрала в чашу воды.

Маленькая Суфия сидела у входа в загородку и смотрела на происходящее, широко раскрыв глазенки. Коналин взял ее на руки и унес.

– Они ей делают больно, – испуганно, со слезами сказала ему малышка.

– Да нет же, – ласково сказал он. – Это она рожает. Ребеночек сидел у нее в животе, а теперь хочет выйти.

– А как он попал туда, в живот?

– Он вырос из маленького семечка.

Из загородки донесся протяжный вопль, и Суфия расплакалась, повторяя:

– Почему, почему ей так больно?

– Ну-ну, все хорошо. – Кебра подошел к ним и погладил девчушку по голове.

– Она хочет знать, почему королеве больно.

– Ну, – начал Кебра, – у нее бедра узкие и вообще... – Под испытующим взором голубых глаз он смешался и позвал Ногусту: – Иди-ка сюда, девочка спросить о чем-то хочет.

– Вот и ответь ей, – сказал Ногуста и ушел к ручью.

– Ну спасибо тебе, – крикнул ему вслед Кебра и сказал Суфии: – Знаешь, я не могу объяснить. Рожать иногда бывает больно, но скоро королева поправится, и ты увидишь ее ребеночка. Хорошо ведь, правда?

Королева закричала снова, и Суфия залилась слезами.

Кебра сбежал и стал готовить завтрак. Ногуста и Дагориан, сидя у ручья, беседовали вполголоса.

– Зубр хоть знает, что делает? – спросил офицер.

– Знает. Ты не поверишь, но все лагерные девки требовали его, когда рожать собирались.

– Не могу понять почему.

– Может, потому, что он зачастую и отцом был. Но я думаю, что королева в надежных руках.

– В надежных... Много ли надежды у нас всех осталось?

Ногуста

чувствовал в Дагориане страх, и это его беспокоило. Он видел, что офицер стал сам не свой с той ночи, когда на них напали волки.

– С тех пор, как ты спас королеву, ничего не изменилось, – заметил он.

– Я ее не спасал – это сделала Ульменета. И дети. Я позже пришел. И мы все уже распрощались бы с жизнью, если б вы не подоспели и не перебили солдат. Никакой особой пользы от меня не было. – Дагориан вздохнул. – Я не такой, как ты, Ногуста, не такой, как твои друзья. Вы настоящие мужчины, герои. А я... я просто неудавшийся священник.

– Ты неверно судишь о себе, – начал Ногуста, но Дагориан прервал его:

– Помнишь, ты предупредил меня, что Банелиона хотят убить? Я сказал тебе тогда, что пойду к нему, и пошел.

– Да. Он посоветовал тебе держаться от него подальше – и правильно посоветовал.

– Может, и так, но герой не послушался бы его. Понимаешь? А я только обрадовался, что меня избавили от ответственности. Я поблагодарил его и ушел. Ты бы ушел на моем месте?

– Ушел бы.

– Я тебе не верю.

– Я говорю тебе правду, Дагориан.

– Допустим – но разве ты испытал бы облегчение?

– Ты мучаешь себя понапрасну. Скажи, что грызет тебя на самом деле?

– Я боюсь. – Дагориан посмотрел Ногусте в глаза: – Что ты видел? Мне нужно знать.

– Ничего тебе знать не нужно, – заверил его Ногуста. – Если я даже скажу тебе, проку не будет. Мой дар – как острый меч. Может спасти жизнь, а может и отнять. Мы с тобой живы, и у нас есть цель. Все, что мы можем, – это постараться остаться живыми. А видел я что или не видел, дело десятое.

– Нет, неправда. Будущее не высечено из камня. Ты мог бы, например, увидеть, как я иду по краю обрыва, оступаюсь и падаю. Но если ты меня предупредишь, я не полезу на тот утес и останусь жив.

– Я уже говорил тебе: то, что я вижу, не зависит от моего выбора.

– Я хочу только знать, умру я или нет. На это ты можешь мне ответить?

– Все мы умрем в конце концов – такова жизнь. Мы рождаемся, живем и умираем. Важно лишь то, как мы живем, да и это со временем утрачивает важность. Когда-нибудь нас всех забудут. Ты ищешь уверенности? В этом можешь быть уверен целиком.

– Я боюсь оказаться трусом. Боюсь, что не выдержу и сбегу.

– Никуда ты не сбежишь. Честь и мужество, которыми ты наделен, не допустят этого. Я знаю, что тебе страшно, но это ничего – мне тоже страшно. Врагов у нас много, а друзей мало, но мы выполним свой долг до конца, потому что мы мужчины и родились от мужчин.

Королева закричала снова. Дагориан, содрогнувшись, встал и пошел прочь.

Прошло около часа, и в загородке настала тишина, Зубр вышел к костру и поел приготовленной Коброй овсянки.