Великолепные Эмберсоны
Шрифт:
Зажав безделушки в руках, юноши и девушки приблизились к сидящим гостям, чьи лица уже пылали от возбуждения. Две девушки бродили вдоль рядов, не находя своего избранника среди сидящих: это были Джейни Шэрон и ее кузина Люси. Увидев это, Джордж Эмберсон Минафер, полагая, что от них ничего ожидать не стоит, гордо отвернулся к стене и завел разговор с приятелем, мистером Чарли Джонсоном.
В следующую секунду между ними втиснулась проворная фигурка. Это была Люси, весело держащая серебряный бубенчик с белой ленточкой.
– Думала, уже не
– воскликнула она.
Джордж изумленно посмотрел на девушку, взял ее за руку, молча вывел в зал и закружился в танце. Казалось, она была рада помолчать, но когда раздался свисток, возвещающий окончание тура, и Джордж повел Люси на место, она опять показала ему бубенчик:
– Ты не взял свой сувенир. По правилам его надо приколоть к сюртуку. Не хочешь?
– Только если так надо!
– сухо ответил Джордж. Он поклонился, усадив ее на стул, развернулся и пошел прочь, нарочито сунув бубенец в карман брюк.
Завершился очередной тур, и Джорджу вручили еще несколько бубенчиков, которые он сразу приколол на лацкан, но к началу нового танца пошел не в залу, а со скучающим видом пошагал к тропической рощице, в которой сидели его старшие, и опустился в кресло рядом с дядей Сидни. Мама перегнулась через тетю Фанни и, стараясь перекричать музыку, заговорила с ним:
– Джорджи, тут тебя никто не увидит. Тебя не выберут. Тебе надо туда, где танцуют.
– Ну и ладно, - ответил он.
– Там скука!
– Но ты должен...
– Она замолчала и рассмеялась, показывая веером назад: - Смотри! За спиной!
Он обернулся и увидел мисс Люси Морган, протягивающую ему фиолетовый мячик.
– Я тебя нашла!
– засмеялась она.
Джордж был поражен.
– Ну...
– начал он.
– Так и будешь сидеть?
– быстро спросила Люси, когда он не двинулся.
– Можно и не танцевать, раз ты...
– Нет.
– Он поднялся.
– Лучше потанцуем.
– Он произнес это очень серьезно и с не менее серьезным лицом отправился с ней в залу. Танцевал тоже очень серьезно.
Она четыре раза подносила ему сувениры, а он никак не выражал своего удовольствия - четыре раза подряд. Когда она подошла в последний раз, он просипел:
– Ты так и будешь ходить за мной всю ночь? Что тебе надо?
На мгновение Люси смутилась.
– Разве не для того придуманы котильоны?
– тихо сказала она.
– Что значит "разве не для того"?
– Они придуманы, чтобы девушка могла потанцевать с тем, с кем захочет.
Голос Джорджа приобрел еще большую хрипотцу:
– То есть это значит, что ты хочешь протанцевать всё время - весь вечер - со мной?
– Разве это не очевидно?
– Она засмеялась.
– Это всё из-за того, что тебе показалось, что я пытался спасти тебя от падения, когда мы сегодня перевернулись?
Она помотала головой.
– Это потому, что ты хочешь загладить свою вину за то, что злила меня, то есть обижала, пока мы ехали домой?
Она потупила глаза - девятнадцатилетние
– Ну, ты разозлился только потому, что я не могла танцевать с тобой котильон. И мне... мне совсем не обидно, что ты из-за этого разозлился!
– Так в чем же дело? Это всё из-за того, что я признался, что ты мне нравишься?
Она нежно посмотрела на него, и от этого взгляда у Джорджа, почувствовавшего нечто неуловимо трогательное и неожиданное чудесное, перехватило дыхание. Люси почти сразу отвернулась и выбежала из пальмовых зарослей к танцующим.
– Пошли!
– закричала она.
– Давай танцевать!
Он направился следом.
– Послушай, я... я...
– Он заикался.
– Значит... А ты...
– Нет и еще раз нет! Давай же танцевать!
Он дрожащей рукой взял девушку за талию и повел в вальсе. То был счастливый день для обоих.
Рождество праздник детский, но рождественские каникулы время танцев. Это пора тех, кому нет двадцати двух, тех, кто возвращается домой из школ и колледжей. Она пронесется быстро, оставив за собой лишь приятные, слегка грустные воспоминания об омеле, сияющих гирляндах, гремящей музыке и очаровательных личиках с румянцем на щеках. Это один из лучших периодов жизни, счастливейшее, беспечнейшее время. Матери не менее радостны в каникулы - нет никого счастливее матери, к которой из колледжа приехал сын, разве что другая мать, у которой тоже сын дома. Эти женщины действительно расцветают, что сразу бросается в глаза: они бегают, как девочки, вышагивают, как заправские спортсменки, и влюбленно смеются. А еще беспрекословно отдают своих сыновей дочерям других матерей и приходят в гордый восторг, если им разрешают посидеть рядышком и полюбоваться парой.
Вот так и Изабель пролюбовалась танцами Джорджа и Люси все каникулы, очень быстро ушедшие в прошлое.
– Кажется, эти детки ладят гораздо лучше, чем при первой встрече, - заметила Фанни Минафер, сидя с Изабель на балу у Шэронов через неделю после Рождественского приема в отеле.
– Поначалу они не переставали пререкаться по пустякам. По крайней мере Джордж: он то и дело заклевывал милую, нежную девочку Люси и злился на пустом месте.
– Заклевывал?
– Изабель засмеялась.
– Странно слышать такое про Джорджи! По-моему, мой ангелочек никогда не был более мил!
Мисс Фанни засмеялась вслед за невесткой, но сделала это грустно, а не радостно.
– Это он с тобой мил!
– сказала она.
– Ты его другим и не видишь. И почему бы не быть милым, когда перед тобой падают на колени и чуть ли не молятся? Тут всякий стал бы милым!
– Разве он этого не достоин? Посмотри на него! Он так очарователен в паре с Люси! Смотри, как он бросился поднимать ее платок.
– А, с тобой о Джорджи спорить бесполезно!
– сказала мисс Фанни.
– Я и сама неравнодушна к нему. Он умеет очаровывать и удивительно хорош собой, если, конечно...