Веллоэнс. Книга первая. Восхождение
Шрифт:
Синеватый дым щипал глаза, от сладковатой вони хотелось чихать. Воин, щурясь, молвил:
– Хорошая штука. Из настоящего бриара. Отбивались от шайки разбойников, прижал одного сарацина, тот за жизнь отдал эту штуковину. А на вопрос утром
отвечу, может быть, коли не прогоните.
Корво с Парменом переглянулись, посмотрели на волхва. Тот кивнул:
– Будь спокоен. Устав древних велит быть странноприимным. Хоть и не схож
ты с Посланником Высшего.
Глава 30.
Корво со всей силы рубанул в сторону Марха. С удивлением увидел, что
тарсянин увернулся и, улыбаясь, поигрывает кинжалами Пармена. Бородач
рассвирепел и бросился на сабельщика, но бывалый воин, оттолкнувшись от
валуна, перепрыгнул через здоровяка, острием задев кожу на лице. Сапог пнул
мужичину в шею, тот упал на четыре кости, задыхаясь от ярости и устали.
– Я тебя размажу, как таракана! – рыжеволосый раскраснелся, по щеке бежала
темная струйка, густые капли падали на покрытую спекшимся пеплом землю.
Марх рявкнул:
– Увалень! Еще час и будешь стоять на коленях, глотая пыль моих сапог. Ты
называешь себя воином, но не способен умотать старого одноглазого калеку! Как
ты хочешь биться с турмами? Вставай, крестьянин, бери плуг и на поле!
Неподалеку сидели Авенир с Парменом. Унтц-Гаки отправился на охоту – до
полудня его ждать не стоило. Соратники развели огонь и готовили заколотое
цыганом существо. Оно было похоже на крупного ящера, только лап шесть и
хвоста нет. Разделать эту тварь было делом нелегким – приходилось срезать
твердую, с железными прожилками, шкуру. Мясные куски медленно
поджаривались, издавая запах паленой плоти с уксусом. Пармен выздоровел, остался только крупный шрам на шее, да похудел сильно.
– Зачем его так?
Авенир вздохнул:
– Мы – дурни, Марх – умелец. Он очень могучий воин. Может, против обычной
шайки, или бойцов регулярной армии мы и выстоим, но тарсянин знает, что
наемники сметут нас, даже не моргнув. Сначала тебя, потом Корво.
Пармен ухмыльнулся:
– А тебя?
Волхв снял вертел, поставил на огонь свежие куски.
– Потом и меня. Я один из лучших учеников Марха, но слишком неопытен.
Был случай, отправили нас как-то в хуннскую орду…
Корво сжал клинок. Едкий пот заливал глаза, сердце рвалось из груди. Он
пытался восстановить дыхание, но тело требовало воздуха и мужик глотал его, как
дикий пустынный осел. Марх сурово смотрел на гиганта. Сабельщик даже не
вспотел, казался свежим и бодрым, будто только искупался в прохладной реке.
– Сила не в мышцах, толстяк. Чем ты больше, тем легче в тебя
надо быть проворнее, намного проворнее, чем мне. Нападай, увалень, сбереги свою
честь!
Великан ощутил взрыв ярости. В голове загудели трубы, руки задрожали от
напряжения. Как обезумевший буйвол, гигант бросился на Марха. Сабельщик
ожидал атаки, и резко уклонился от бородача. Тот пролетел мимо него, тарсянин
успел ударить тупой стороной кинжала в бок и спину.
– Все, тебе хватит.
Но Корво словно не слышал. Глаза застилала пелена, все казалось
окрашенным в розовое. Святич моментально повернулся, задев Марха за руку. Тот
присел и ударил меж ног. Раздался дикий вой, мужчина рухнул, как огромная
глиняная статуя, сжался в ком. Марх возвышался над несчастным, лицо было
каменным.
– Если я говорю, нужно слушать. Потеряешь голову в бою, останешься без нее
навсегда. Пока отдыхай.
Сабельщик поднял руку, помахал соратникам.
– Пармен, твой черед.
Цыган поднялся, сочувствующе взглянул на проползающего в шатер Корво.
Бородач выглядел жалко: лицо и руки в мелких порезах, весь в мыле, идет аки
брюхатая корова, согбен и жалок. Оборотеть тихо взмолился небу – остаться бы с
честью и здоровьем.
Марх сидел на валуне, курил трубку. При виде Пармена и бровью не повел.
Парень смущенно стоял, поддевал сапогом липкую грязь. Наконец, сабельщик
вытряхнул пепел.
– Вчера ты птичку подбил?
Пармен смутился от нелогичного вопроса:
– Э-э-э… Да. Кинжалом.
– Как? Стриги летают бесшумно, высоко и резво. Днем бывалому лучнику
трудно попасть. А ты – ночью и кинжалом. В сердце.
Цыган заволновался, не хотелось выдавать происхождение первому
встречному, пусть даже волхв доверяет этому одноглазому в безрукавке.
– Повезло.
– Повезло?
– Да. Дуракам же везет. Вот и я. Дай, думаю, кинжал метну. В звезду целил, а
тут птичка.
Тарсянин встал. У Пармена от страха свело внутренности, ноги задрожали, а в
горле стало сухо, словно песком проскребло. Сабельщик вперил в парня взгляд, минуту давил взором, резко отвернулся. Голос был груб:
– Иди.
Пармен недоуменно воскликнул:
– Это все?
– Я тренирую тела, а не души. Арпейн с сердцем зайца – это диво. Идешь на
смерть – храбрись, а ты трясешься, словно баба под венцом. Ты сильнее нас, но за
такую душу Морриган не дала бы и треснутого медяка. Врачевательством духа я не
занимаюсь. С дурного Корво больше проку.