Веллоэнс. Книга первая. Восхождение

Шумеляк Андрей Мирославович

снежную стену, что в трех шагах, но скиталец упорно пробирается вдаль, отвоевывая у разбушевавшейся стихии землю, стремится к неведомым селениям.

Немногие решаются прямым путем двинуться в Дольснею. Земля свободная, много каменьев и железа, пушной зверь плодится щедро, орехов и меду по лесам

не счесть. Удальцы рискуют в поисках славы и богатств – многие погибают от

холода или голодного хищника, лишь единицы доползают до селений и там

остаются, не решаясь идти обратно. В обход же несколько

лет идут караваны, по

проторенным стезям, подолгу пережидая бури в острогах.

Через щелки в обмотавшем голову обледенелом лоскуте зеленые глаза

цепляются за каждое деревце, проступившее из вьюги, камни указывают

направление, взгляд ищет невидимые ориентиры Пути.

Рядом застрекотало, щелкнуло, будто задвинули щеколду. Появилась темная

блестящая голова, вся закрытая кожаными пластинами. Тело муравита

приспособилось к холоду, покрылось плотным мехом. На конце брюшка выпирает

костяной шип, переднюю пару лап существо может использовать для атаки, рытья

туннелей, а благодаря более толстым остальным может передвигаться по

поверхности со скоростью, достойной благородного жеребца. Но не поскачешь

галопом по предательским сугробам, да и ветер сбивает с пути, студит жилы.

Из груди путника вырвался глухой рык. Голову посещали невеселые мысли.

Вот так и сгинет в ледяных пустынях Дольснеи, уподобится десяткам глупцов.

Скрипнув зубами, продолжает переставлять ноги, глаза ищут знаки, шаг за шагом, шаг за шагом. Снаружи одежда покрыта ледяной коркой, пальцы колет тысячами

игл. В висках стучат молоты, внутри полыхает, огонь разбивается о внешнюю

ледяную скорлупу и с каждым часом пламя угасает. В уставшем сознании засела

мысль – «вперед, только вперед. Жив, пока идешь». Накатывают волны усталости, хочется зарыться в сугроб, но сон в снегах – верная смерть. Перед глазами все

тускнеет… ветка хлестнула по лицу, появляется невидимая тропка, тускнеет

опять…

В лиловом тумане не видно даже пальцев вытянутой руки. Ноги вязнут в чем-

то склизком, противная вонь забивает нос. Нет ни деревца, ни кочки, в воздухе

слышно лишь хлюпанье сапог. Сколько уже он бредет в этой противной жиже, неизвестно куда и неясно зачем?

– Веллоэнс-с-с…

Вершина горы. Я повис над пропастью, пальцы впились в расщелину скалы, ободраны до мяса, земля жжет, а снизу течет красная река. Это расплавленный

металл, соседняя гора плавится под раскаленным солнцем. Меня накрывает тень, ястребом бросается тварь –

размашистые кожаные крылья, искореженное

ужасным оскалом женское лицо и длинные, стального цвета когти. Его… ее…

кровожадный вопль этой твари глушит, кровь стынет, а сердце сжато ледяным

кулакам страха. Оно бросается и начинает рвать спину, вгрызается в плечо. Рука

разжимается и я лечу… Целую вечность… До реки еще далеко, но ощутим жар, он колет лицо, обжигает ноги, легкие вздуваются как мехи от недостатка

воздуха, гарь и боль, гарь и боль…

– Веллоэнс-с-с…

Тело сковано землей. По мертвому человеку ползут змеи, ведают чивую

добычу сороконожки. Они забираются в складки почти истлевшей одежды, ищут

проходы в сладкие внутренности. Это же я! Но я жив, жив, просто мое сознание

в стороне! Стремлюсь через пласты земли, выбиваюсь из сил, нет ни дыхания, ни

стука сердца. Я бесплотный дух, но вот оно – мое тело, беззащитно перед этими

ползунами. Приближаюсь слишком медленно, удесятеряю силы, но медленно.

Голова трупа поворачивается – голый череп! В пустых глазницах горят синие

огоньки, цепляют пронзительно, чувствую немой крик… Огонь охватил останки, тлеют лишь голые кости.

– Веллоэнс-с-с…

Горькая жидкость огнем окатила внутренности. Вонь ударила в нос, брызнули

слезы, комок застрял в горле. Путник разлепил опухшие веки. Уши горели, лицо

неимоверно чесалось. Руки ломило и скручивало, а пальцы ног чернели как

обугленные головешки. Он лежал совершенно нагой на лавке, полная женщина

лихо натирала кожу желтоватой кашей, от запаха мази воротило.

Раздался густой женский голос:

– Доча, влей еще настоя полыни с брусникой.

Зубы разжало тонкой полоской стали, рот обожгло варево. В голове

прояснилось, взор просветлел – вот только видно через щелки слипшихся век

плохо. Мужчина дернулся.

– Да лежи ты, герой. Чуть волкам на ужин не достался. Уж пятые сутки

выхаживаем.

– Моя одежда?

– Стесняешься что ли? Да и не таких молодцев видела, сынок. Сил набирайся, а скарб твой в порядке, в чулан муж схоронил.