Велосипед судьбы
Шрифт:
– Эй, противный страшный дядька! – заорала она в окно. – Уходи отсюда!
Тот услышал, закрутил головой, пытаясь понять, откуда звук, а потом внезапно побежал по дорожке к дому.
– Ой… – испугалась Катька. – Кажется, зря я…
Мужчина с разбегу грянулся в заднюю дверь, аж дом затрясся. Ударился с такой силой, что отлетел и покатился с крыльца, пятная ступеньки кровью из разбитого носа. Но это его не остановило – вскочил и кинулся снова.
– Он же дверь сломает! – закричала сестра.
На этот раз мужчина споткнулся на ступеньках и, падая, ударился в дверь головой.
– Он умер? – спросила Катька,
– Не знаю, – ответил Данька. – И проверять что-то не хочется. О, вон, зашевелился…
Мужчина встал. Лицо его разбито, из ссадины на лбу обильно течёт кровь, но его это, кажется, совсем не смущает. Зато он, вроде, забыл, что хотел вломиться в дом – пошёл, спотыкаясь, вдоль стены, свернул за угол.
Дети перебежали в Катькину комнату, чтобы посмотреть, что он будет делать дальше – её окна выходят на другую сторону.
– Смотри, к калитке пошёл, – зашептала сестра. – Может, уйдёт?
Но мужик остановился у забора – то ли забыв, как открывается калитка, то ли пытаясь вспомнить, зачем сюда зашёл.
– Смотри, машина, – сказал Данька. – Я только сейчас сообразил, что с утра ни одной не видел.
По дорожке катится фургон – похожий на те, что заезжали на территорию больницы. Увидев его, мужчина неожиданно возбудился, задёргал калитку и, не с первого раза её открыв, выбежал на проезжую часть. Автомобиль остановился, с пассажирского места неспешно вылез солдат в химзащите и противогазе. Он подождал пока бегущий приблизится, поднял автомат, спокойно прицелился и выстрелил. Громко хлопнуло, мужчина упал. Это произошло быстро и как-то обыденно, без драмы, так что дети даже не сразу осознали случившееся.
– Он его убил! – поражённо сказала Катька. – Просто взял и убил! Как так и надо!
– И даже не предупредил! Не сказал: «Стой, стрелять буду»! – удивился Данька. – Даже часовой должен сначала спрашивать, потом давать предупредительный, и только потом стрелять на поражение!
Из кабины грузовика вылез второй солдат, и, обойдя машину, раскрыл задние двери фургона. Из окна детям не было видно, что там. Вдвоём военные взяли убитого – один за плечи, другой за ноги, – и понесли к машине. Поднатужившись, закинули тяжёлое тело вовнутрь и закрыли. Один из них вернулся за руль, а второй подошёл к калитке. Прятаться было поздно, он явно заметил детей в окне.
– Привет, – сказал он, откинув капюшон и сняв противогаз.
Под ним оказалось совершенно обычное лицо – курносое, тронутое веснушками, совсем не злое. Оно покрыто потом, короткие волосы мокрые – видимо, в противогазе жарко. Солдат с удовольствием подставил физиономию лёгкому майскому ветерку и даже улыбнулся. Как будто он и не убил только что человека, хладнокровно и без предупреждения застрелив его.
– Здравствуйте, – осторожно сказал Данька.
– Вы одни там? Больных нет?
– Одни, – соврал мальчик, – родителей в больницу забрали вчера.
– Еда есть у вас?
– Есть ещё. Вас покормить?
– Нет, что ты, – рассмеялся солдат, – нас кормят. Я к тому, что из дома без нужды не выходите. Пока есть
Он неопределённо махнул рукой в сторону улицы, имея в виду, видимо, застреленного.
– А почему вы его убили? – спросила Катька.
– Прости, девочка, это, конечно, не то, на что стоит смотреть детям. Но иначе он бы сам кого-нибудь убил. Они ничего не соображают и очень агрессивные. Рубула-психоз. Видели, глаза какие? Это от внутричерепного давления. Врачи говорят, мозг разрушен воспалением.
– И их нельзя вылечить?
– Лекарство так и не придумали. Да и некому лечить – медиков почти не осталось. Так что ещё раз извините, что вам пришлось на это смотреть, но по-другому никак. В общем, сидите дома. Я запишу, что тут есть живые. Завтра заеду проверить, как вы. Может, продуктов подброшу. У нас есть запас гуманитарки для населения, да вот только населения почти не осталось…
– Это везде так, или только у нас? – спросил Данька.
– Везде, пацан. Везде…
Солдат вздохнул, с видимой неохотой натянул противогаз, накинул капюшон ОЗК и пошёл к машине. Вскоре грузовик уехал вдоль по улице и скрылся за поворотом.
***
На обед Данька разогрел позавчерашний суп – мама наварила большую кастрюлю и оставила в холодильнике. На этом запас готовой еды закончился, дальше придётся готовить. Но есть крупы, картошка, консервы, замороженные овощи и курица – на несколько дней хватит.
Мама лежала и ни на что не реагировала, хотя, кажется, была в сознании. Она лишь слабо пожала Данькину руку, когда он взялся за её сухую горячую кисть. Температура оставалась высокой, но что с этим делать, мальчик не знал.
Катька к маме в комнату заходить отказывается:
– Не хочу видеть её такой. Мне страшно, что она умрёт, а я это увижу. Пусть лучше без меня.
– Может, и не умрёт, что ты сразу.
– Прости, я просто не могу.
Включил телевизор, надеясь, что там скажут что-то полезное. Например, что учёные изобрели лекарство и уже сегодня начнут его раздавать всем желающим. Одна таблетка – и человек здоров!
Работает только один канал. Усталый диктор зачитывает по бумажке какую-то официальную ерунду: «…Чрезвычайное положение. Комитет национального спасения… Особые полномочия… Подчиняйтесь распоряжениям военных…» Что делать, если твоя мама горячая как утюг и ни на что не реагирует, он не сказал, и Данька выключил телевизор.
Пошёл в комнату к Катьке, застал её рыдающей. Сел рядом, обнял, прижал к себе. Когда она не то чтобы успокоилась, скорее, устала плакать, – взял первую попавшуюся книжку и стал читать вслух. Оказалась какая-то детская сказка про принцесс и драконов, глупая и слащавая, мама читала её сестре, когда той было года три. Но Катька все равно сказала: «Читай. Я хочу», – и он читал.
В городе периодически раздавались одиночные хлопки выстрелов, и девочка каждый раз вздрагивала всем телом, прижимаясь к брату. Ему очень хотелось сказать: «Успокойся, всё будет хорошо!», но он уже понял, что не будет. Потому что лоб у сестры горячий, она шмыгает носом и морщится от головной боли.