Вельруф
Шрифт:
— Да. Есть несколько вопросов… господин Рабен, — без господина этот засранец строил отвратную рожу, но с “господином” она стала несколько менее отвратная, хотя всё равно — та ещё гадость.
— Ну?
— Я в лагере несколько дней. Всё, что на мне — всё мое имущество. Путь в Старую шахту небезопасен…
— А мне похер. Если сдохнешь — значит, не оправдал ожидания. Можешь отказаться.
— Не буду отказываться. Но хоть какую-то броню…
— Хм-м-м… — окинул меня взглядом Рабен. — Ладно, распоряжусь. У тебя всё?
— Нет. Что я за это получу, господин Рабен?
— Не совсем идиот, впрочем, это было ясно, — хмыкнул засранец. — Возможность стать стражем старого лагеря. Моё расположение. И пару сотен кусков руды, когда доставишь
— Очень щедро, господин Рабен…
— Я знаю. С утра тебя найдёт человек, передаст что-то… поприличнее твоих обносков. Свободен.
— Буквально один миг, господин Рабен!
— Ну?!
— Как я передам вам послание, в замок же…
— Глупец, — ровно протянул засранец. — Подойди к страже замкового двора, скажи, что дело ко мне. Тебя пропустят. В замковом дворе передашь стражам замка — не стражам замкового двора! — что у тебя послание для меня от Яна. Понял?!
— Понял, господин Рабен, ваше великодушие…
— Вали уже, — отмахнулся от меня он.
Ну вот говнюк и штопаный контрацептив, рассуждал я, бредя по лестнице. Хуже новорусских владычецев жизни. И видно, реально гнилой человек: ему было нужно, этакая потребность, принизить в беседе собеседника. Недотыкомка, в общем, заключил я, махнув на засранца рукой.
Заныкал сокровищщи в пространственный карман в закутке между бараками и повеселел: несмотря на риск и “не по плану”, результат превосходит мои ожидания. То есть этим “походом в Старую” я, похоже, решу большинство краткосрочных задач. Хотя тут многое зависит от того, что за рухлядь припрёт мне “человечек Рабена” в качестве доспеха. Понятно, что не “сделанный для меня” — тут никто не успеет, а что-то универсальное. И если это что-то — унылое говно, то… Надо думать. Возможно — просто перекантоваться денёк в той же пещере, вернуться, сконтачить с магами огня. А потом — просто валить из Старого лагеря, потому что рисковать, добираясь до Старый шахты в одно рыло в дерьмовой защите я точно не буду. Тут далеко, световой день пути, на минуточку! И твари по дороге есть, немало, не говоря о том же возможном внимании воров. Не “статусного звания”, а именно жуликов-бандитов.
И направился в свой барак: закупаться чем бы то ни было в преддверии возможного путешествия точно не стоило. И столкнулся с “паломничеством” — навестили меня практически все знакомые. Кто с поздравлениями, а кто чуть ли не с требованием “рассказать, как было”. Но вроде бы без особых обид отмазался — типа устал, пострадал, не надоели ли вам хозяева, гости дорогие.
На ночь, всё-таки, запараноил и составил из своего дрына, деревянного ведра, и абстрактно-технической матери “сигналку”. Дверь была, мягко говоря, не сейфовая, на кожаных петлях, но даже вырезать её, не уронив сотворённую мной конструкцию, не выйдет. Впрочем, покусители на моё всё в ночи глухой мой сон не потревожили. А разбужен я был на рассвете громкими звуками. Матерными. Некий деятель распахнул дверь в мой барак и попеременно получил по кумполу, а потом по ласте шпалой тренировочного двуручника. И вместо того, чтобы обдумать безобразное поведение, отравлял моё утро обсценной лексикой.
— Ещё раз так меня назовёшь, — философски произнёс я. — Я встану и добавлю. Кто такой, что надо?! — вскинулся я на шкурах.
— Посланник от господина рудного барона Рабена! — стало мне ответом, причём недоговоренный мат в конце буквально повис в воздухе.
Поднялся я, установил наличие некоего типа лет тридцати, в тканой одежде среднего пошиба, подходящего скорее горожанам Хориниса, виденным мной краем глаза. А никак не для Миненталя, впрочем, “слуга уважаемого рудного барона” в броне и прочем, очевидно, не нуждался. Какой-то ножичек у его пояса бултыхался, но судя по вычурной и нефункциональной рукояти и явно тесноватым ножнам, страшными противниками этого типа был хлеб и колбаса, для борьбы с которыми и предназначалось орудие. Впрочем до ударенного по кумполу и ласте мне особого дела не было. Интересовала
А именно, слуга припёр мне кольчужный балахон, самый типичный, четыре-в-один плетения. Даже на мне он бултыхался чуть не дотягиваясь до колен, вдобавок был коротковат в руках. При этом это был именно балахон, хоть и без капюшона, что уже неплохо. Далее, кольчуга была “с магическим металлом”. Были его там слёзки, но проверка установила точно — кольцо было незаклёпаным, но категорически отказывалось разгибаться. Вдобавок, кольчуга была крашеной в серо-чёрный цвет. Подозреваю, что сажей, растворённой в каком-то клее, но было это очень не лишним. И в плане маскировки вида — не блестела и не отсвечивала на солнце. И в плане звука — никакого “колокольного перезвона”, только глухое постукивание. И погружение в воду переживёт, как заявил надменно задравший нос слуга.
При этом подгон Равена заключался не только в этом. Наручи, наплечники, набедренники из кожи с металлическими пластинами. Потёртые, но не вонючие и явно не лишние при ношении балахона. И портупея тоже не лишняя, факт. В общем, припряг я этого слугу к облачению себя любимого. И довольно неплохо, хотя можно и лучше. И отливать мне придётся, задирая кольчужную юбку… Но с этим я смирюсь. Нормальные мужчины носят юбки, а всякие новомодные извращенцы, трансгендерно рядящиеся в типично женские штаны, пусть идут нафиг!
Так вот, кроме кожано-пластинчитой сбруи, совершенно не лишней, его щедрость оделила меня несколькими свитками.
— Я не умею ими пользоваться, — не стал кривляться я, а прежде, чем последовал посыл нахер (читавшийся ОГРОМНЫМИ буквами на халдейской морде), дополнил: — Показывай.
— Ы-ы-ы… — выдал так и не представившийся тип.
Но показал. И… странно всё это. Дело в том, что надо было лишь сконцентрировано пожелать. Показывал он на “светлячке”, но с огненными стрелами, пару которых мне отжалели, выходило точно так же. Отслеживать цель, держа ладонь на свитке и просто пожелать. Странным было, правда, не “наведение и триггер” — это-то как раз логично, для колдунства всяческого. Странными были ощущения, когда я подвесил сияющий огонёк над своей макушкой. Причём не только под макушкой — этот фонарик перемещался примерно в трёхметровом диаметре, подчиняясь желанию.
Но обдумывать и экспериментировать было недосуг. Сообщив слуге, что он — “хороший слуга”, чем вызвал чуть ли не почернение физиономии, уже одоспешенный и собранный я просто потопал к воротам. Припасы у меня были с собой, как и карты. Не говоря о том, что к старой шахте вела вполне себе дорога, так чего же время терять?
Единственное что, пришлось немного побороться с желанием вскрыть пергаментный конверт с крупной сургучной печатью и какой-то металлической фигулиной на верёвочке, проходящей через эту печать. Но я себя поборол: по большому счёту — реально пофиг. И немного жалко тренировочный двуручник — точно же сопрут, а ныкать его в пространственный карман при слуге не хотелось. Ну да и пофиг, мысленно махнул я рукой, покидая Старый лагерь.
11. Умный и горы
Топал я по дороге, что занятно, гораздо более широкой, чем вела к обзорной площадке. Но при этом — гораздо ниже качеством. В смысле, к обзорной площадке вёл именно тракт, мощёный булыжниками, пусть частично и растрескавшимся. А тут, похоже, изначально была некая тропа. Которую просто закидали кусками камня и щебнем. Впрочем, если подумать, то выходит логично: дорога вела от “администрации ЛТУ”, которая сейчас замещает должность штаб-квартиры Старого лагеря, к шахте, тогда ещё не обрушенный. Барьером в те благословенный времена не пахло, да и причина его возведения (не в том виде, что есть, а изначально) вопросов не вызывает. Каторжане совершенно не верноподданно и вообще нелояльно и хамски драпали из Миненталя.