Вельруф
Шрифт:
При этом, Марвину… ну не сказать, чтобы “дули в жопу”, но парню везло явно не по-детски. Итак, его заприметил и явно был расположен Диего. Если разобраться, то третий человек в лагере, после баронов и магов: в конфликте со стражниками, например, Диего выходил “главнее”. Далее, на следующий день после моего отбытие на дрочилово дянь-тяня Марвину “подворачивается” работёнка. Найти… амулет Нека, да и самого Нека, стражника, пропавшего на днях. И Марвин находит, причём в той самой пещере, которую я “почистил” от кротокрысов. Тело в броне стражника, с амулетом. Броня на Безымянном, кстати, как раз с этого трупана.
— А ты понимаешь, Марвин, что всё это очень подозрительно? — как Безымянному, так и себе сообщил я. — “Свернул шею”, как ты говоришь, в пустой пещере…
— Ходят слухи, что Нек подался в Новый лагерь, — заговорщически понизил голос Избранный. — А труп… ну да какое мне дело? Доспех — у меня, — покрасовался он в очередной раз. — Амулет отдал. А настоящий это был Нек или нет…
— Да, совершенно всё равно, — признал я.
В общем, после этого “эпичного квеста” Марвин решил “размяться на арене”. Огрёб от стероидного качка, хотя несколько боёв выиграл. И был замечен Шрамом, который по возрасту действительно годился парню в отцы. А с именем… это я, конечно, отжёг, хотя и сам не знал. В общем, ждёт нашего Избранного путь в стражники, с волосатой лапой его тёзки, судя по контексту.
— И ещё Марвин говорил про тебя, Вельруф, — неожиданно посерьёзнел парень. — Что ты демонически сильный мечник, да ещё и очень умный — победи ты его у всех на глазах, он бы вынужден был… — не договорил он.
— Это — понятно.
— Да. И ещё: барону Рабену ОЧЕНЬ не понравилась твоя шутка. Хотя по-моему — смешная, Шраму тоже понравилась, даже Гомезу. Но над Рабеном смеются, а он…
— Тот ещё засранец, я понимаю.
— Да. И Марвин сказал для тебя, чтобы ты берёгся — жаль будет, если такой мастер погибнет.
— Учту, — кивнул я, мысленно вздохнув.
Ну, что тут поделаешь? Впрочем, особо мелькать в Старом я так и так не собираюсь. Возможно — переберусь к Новому или просто дождусь падения барьера, помогая Избранному этаким “таинственным знакомцем” с просторов Миненталя. Не самый приятный вариант… Впрочем, посмотрим: прямо Рабен на меня катить бочку вряд ли будет, если за невинное “раздел Вельруфа” над ним ржут все, кому не лень. А наёмники… так он жадный недотыкомка, платить серьёзные деньги вряд ли будет, обойдётся “прибейте этого Вельруфа, а за это будет вам моё благосклонное внимание”. На такое “поведётся” только неудачник и идиот, что не слишком страшно… Но беречь спину я буду в любом случае.
Тем временем из дома баронов вышла давешняя девица. Посмотрел на неё, посмотрел на Безымянного… Еле справился с собой: одной рукой хотелось впасть в челодлань, заодно постучать по башке этому герою-любовнику. А фраза “да что ж ты себя так не бережёшь-то?!” чуть не сформировалась в воздухе, светящимися буквами из магии. Просто взгляд Марвина на девицу… был очень плотоядно-восхищённым, алчущим таким. А общее выражение лица — влюблённо-бараньим.
— К женщинам баронов не стоит приближаться, — нейтрально и негромко, хотя хотелось орать и стучать по башке, добавив для страховки коленом по безымянным яйцам — может, хоть это поможет, раз уж смерть не помогла.
— А…? А-а-а. Я знаю, Вельруф. Велая, — последнее он произнёс с совсем идиотским выражением лица, — говорила.
—
— Ага-ага…
— Ладно, думай сам. Прощай, Марвин, у меня дела, — махнул я рукой.
Потому что оставалось только бить этого типа по яйцам, причём для надёжности — шестопёром. Хотя была надежда, что парень возьмёт себя в руки и не наделает глупостей и без этого кардинального решения.
— Да, прощай Вельруф, — рассеянно выдал он, не отводя взгляд от покачивающегося зада под платьем возвращающейся с вёдрами девицы.
В общем, по яйцам Безымянного я бить не стал. Даже не стал плевать на землю и громко материться — замечательный я со всех сторон человек. А плюнул мысленно и направился к Мильтену: послушник торчал на “рабочем посту”, но бросал на меня явно ожидающие взгляды.
19. Заслуженная слава
Поздоровались, и тут же Мильтен вывалил на меня “типа претензию”, что почтенные и уважаемые маги изволили затрахать: его персонально и Торреза. Последний затраханным быть не пожелал и выступил как передаст и катализатор, с Мильтоном в качестве точки приложения затраханности. И виноват, со слов жертвы церебрального секса (ну, есть надежды, что церебрального) разнузданных магов, именно я.
— Это в чём это я виноват-то? — хмыкнул я.
— Ну… не виноват, конечно. Но где ты был?!
— Не здесь, — хмыкнул я, представив Мильтена с руками в боки и сковородкой.
Образ комичный, но непривлекательный. Привередливый я какой, посетовал я на своё несовершенство.
— Это… ладно, я сейчас к Торрезу. Жди! Пожалуйста? — почти жалобно закончил послушник.
— Жду, жду, — успокоил я парня.
Потому что у меня есть “свои дела”. Но они не сказать, чтобы срочные, точнее — не требуют бежать, сломя голову. Да и будем честны — довольно умозрительны, вообще не факт, что нужны и помогут.
Просто план, пусть начерно, был такой: навестить Болотный и Новый лагеря, посмотреть на их магию, повчувствоваться и прочее. Попытаться, если выйдет, понять, прав я в моих выводах-моделях или нет. Дальше — добраться до пирамиды Зодчих, пошариться там, постучать в стены и вообще поиндианаджонствовать. Параллельно приглядывая за “удивительными и поучительными приключениями Марвина в рудной долине”. Помогать, по мере возможности и необходимости, ну и прочее. Очень неопределённый план, но лучше не было. Да и уже ломающийся под воздействием внешних факторов — обиженный в самую недотыкомность Рабен делает моё торчание в Старом лагере не слишком безопасным делом. Я и так торчать не особо собирался, но сейчас не стоит сугубо.
А узнать, что из-под меня понадобилась магам, до такой степени, что они предались разнузданной церебральной оргии — интересно. Может, что-то полезное с этого смогу поиметь.
— А, явился наконец, — пробасил появившийся Торрез, слова дурного не говоря, цапнул меня за плечо и потащил в кирку.
— Э-э-э… — обозначил я протестные действия творящимся произволом, даже подёргался слегка в магической хватке, без вменяемого результата, впрочем.
И был оттащен в какую-то келью, усажен на каменную скамью, после чего Торрез величественно вздохнул и сообщил: