Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
Шрифт:
А где это, Испанец, — обратился он к Джованни, — вы собираетесь жечь бедную донью Эстеллу?
— Вы ее знаете? — удивился ди Амальфи?
— Имел честь, — Ворон еле сдержал смешок. «Недолго, правда, навряд ли она меня узнает».
— Ну, вот и проверите, — сварливо отозвался Джованни и, взяв уголек, стал чертить на плоском камне.
Дверь тихонько открылась, и Эстер, отложив Писание, улыбнулась.
— А почему вы тут, — мальчик помялся на пороге и нерешительно добавил, — тетя Эстелла?
Можно я вас так буду называть?
— Можно,
— А я тут, — женщина чуть пощекотала Хосе, — потому, что хочу подумать. Тут тихо, очень удобно.
— И что вы надумали? — подозрительно спросил ребенок.
— Что мой дорогой Хосе, наверное, забыл уже, как читают Псалмы, — серьезно ответила Эстелла.
— Не забыл, — гордо сказал мальчик и потянулся за книгой.
— Ну, молодец, — выслушав, похвалила его Эстер и достала из кармана завалявшийся там мешочек с печеньем. «Правильно, — подумала она, — когда пришли солдаты, я ведь собиралась к дону Родриго — отнести ему лекарство от кашля, и эти бисквиты заодно испекла — старик их любит».
— Миндаль, — Хосе облизнулся и вдруг покраснел: «Тетя Эстелла, а можно я маме возьму немножко? У нее ребеночек, ей надо кушать, а она мне все отдает, что собирает».
— Где собирает? — Эстер похолодела.
— Там, — Хосе махнул рукой за окно. «Ну, куда все выбрасывают, из домов».
— Так, — женщина подумала, — а ты с мамой пришел?
— Она там ждет, — мальчик кивнул на коридор, — сказала, что вы ее не заходите видеть.
— Какая чушь! — поморщилась Эстер. «А ну быстро зови ее сюда!»
— Он нас выгнал, — Мануэла сидела, сложив руки на животе, уперев глаза в пол, сложенный из грубых, каменных плит. Она шептала так тихо, что Эстелла, устроившаяся рядом с ней, обняла индианку и притянула ее к себе. «Он венчается, — женщина утерла глаза передником, — на рынке говорили. С доньей Каталиной. Он уже туда переехал, в дом к ним».
— Ну-ну, — Эстер задумалась и вдруг спросила: «Что ты раньше ко мне не пришла? Где вы ночуете?»
Мануэла замялась и пробормотала: «Еще тепло». Она вдруг сжала зубы, чтобы не разрыдаться, и проговорила: «Я не приходила, потому что это я на вас донесла, хозяйка».
Эстер чуть усмехнулась. «Да уж поняла я».
— Простите, — Мануэла поймала ее руку и прижалась к ней губами. Эстер почувствовала что-то теплое, влажное, и тихо велела: «А ну не смей плакать. У тебя дитя, ему от этого плохо.
Скажи, когда дом обыскивали, половицы в моей комнате поднимали?»
— Нет, — непонимающе ответила Мануэла.
— Ну, вот и славно, — Эстер прижала к себе женщину еще ближе и зашептала что-то ей на ухо.
«И отправляйся домой, в горы, — сказала она твердо, закончив. «Тебе детей вырастить надо.
Хосе
— Хозяйка, — Мануэла все же расплакалась, — как же это теперь будет, хозяйка!
— Будет так, как решит Всевышний, — твердо сказала Эстер. «Сказано же в Псалмах: «Ибо знает Господь путь праведников».
— А путь нечестивых погибнет, — прочитал Хосе, и поднял на женщину темные, красивые, отцовские глаза.
— В общем, вот так, — закончил Ворон. «Два десятка человек остаются здесь с доном Мартином, и разбираются с караваном. Пленных не брать, индейцев, по возможности, под пули не подставлять — им ответить нечем. Лошади у них есть? — обратился капитан к таможеннику.
— Есть, они некрасивые, но резвые, — ответил тот.
— Что они резвые, — это хорошо, — задумчиво ответил Ворон, — нам такие и нужны. К пятнице чтобы у меня здесь было штук десять. А что они некрасивые, — капитан вдруг усмехнулся, — ну, о своем коне я сам позабочусь.
— Почему? — удивился Джованни.
— Я же сказал, вице-королевство меня надолго запомнит, — Ворон поднялся. «Все, кто отправляется в город — встречаемся в ночь с пятницы на субботу, в том месте, которое я указал на карте. Вы, святой отец, оставайтесь в Лиме, — с вас веревки, как мы и договаривались».
Джованни кивнул, и, тоже встав, тихо спросил капитана: «И все же, зачем вы это делаете?».
— Вот же зануда вы, Испанец, — рассмеялся Ворон. «Не лезьте в душу. Хочу еще раз потрогать ее задницу — вот зачем!»
Джованни закашлялся и сказал: «Достойное объяснение, капитан, очень достойное».
Снизу, с площади доносился заунывный голос архиепископа, — он читал проповедь. Слова были неразборчивыми, Эстер, было, хотела прислушаться, но, улыбнувшись, подумала, что сейчас уж точно ей это, ни к чему.
Женщина поежилась, стоя у решетки — ночи уже были холодными. «На мула Мануэле должно было хватить, — подумала она, — доберутся до ее селения в горах, а там уже легче.
Там дом».
Она внезапно вспомнила веселые, круглые холмы, маленький городок серого камня, что взбирался по их склонам, и небо — прозрачное, чистое небо Святой Земли. «Дом, — Эстер услышала мерные удары колокола. Стоявшие внизу подняли свечи — десятки маленьких огоньков, и что-то запели.
«Скоро утро, — Эстер потерла лицо руками. «А отец Джованни так и не приходил. Ну что ж, — она открыла Писание и найдя Псалмы, даже не смотря на страницу, прочитала по памяти:
«Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла». Она вздрогнула от звука своего голоса. «Такой одинокий он тут», — подумала Эстер.
— Благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни, — закончил кто-то с порога, мягко.
— Святой отец, — проговорила Эстер. Джованни увидел, как бьется нежная, синяя жилка на смуглой шее и тихо сказал: «Что бы ни случилось, верьте — все будет хорошо. Даже если вы будете уже стоять на костре».