Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
Шрифт:
Женщина молчала, отвернувшись к окну. Внизу убирали столы с остатками завтрака.
Зазвонил колокол, и отец Альфонсо сказал: «Пора. Я подожду вас, там». Эстер услышала скрип двери и стала раздеваться.
«И это все тоже, — она чуть огладила руками бедра. «И вправду, я такая худая, как мальчишка. Груди и вовсе нет. Ребра вон торчат, и вообще — одни кости».
«Всякая плоть — трава, и вся красота ее — как цвет полевой. Засыхает трава, увядает цвет, когда дунет на него дуновение Господа, — пробормотала Эстер и потянулась
«Колется, — поежилась женщина и вдруг рассмеялась: «Да уж потерпи».
Она сняла потрепанные, старые шелковые туфли — «еще лондонские», — вдруг мелькнуло в голове, и почувствовала нежными, босыми ногами холод плит.
Надвинув на глаза капюшон, взяв в руки, свечу, она вышла из кельи, даже не оглядываясь.
— Мама, а почему поют? — спросил Хосе, уже сидя на муле. «Разве праздник какой-нибудь?»
— Нет, — вздохнула Мануэла, и вдруг замерла — ребенок в чреве толкался, ворочался. «Отца-то не увидит уже, — подумала женщина. «И этот тоже, — она взглянула на Хосе, и, решительно взяв мула под уздцы, повела его к городской окраине — туда, откуда доносилось пение молитв.
«В последний раз хоть посмотрю на него, — женщина вдруг сглотнула. «Хоть издали, хоть как». Она повертела на пальце грубое серебряное колечко, что Диего подарил ей, когда родился Хосе, и сказала сыну: «Сейчас уже поедем, маме надо сделать кое-что, а потом — поедем. В горах сейчас хорошо, тебе понравится».
.-Так, — сказал Ворон тихо, наклонившись. На пыльном пустыре возвышалось вкопанное в землю бревно, у подножия которого лежала куча хвороста. Вокруг были выстроены деревянные скамьи — для чистой публики.
— Солдаты будут? — спросили его сзади, из-за скалы.
— Да как не быть, — пробормотал Ворон, и обернувшись, велел: «Значит, помните. Святому отцу стреляем в плечо, — для достоверности. В солдат можете палить сколько угодно, но только после того, как я все сделаю».
— Тут девять футов в этой скале, капитан, — сказал помощник озабоченно. «Уверены, что конь себе ноги не переломает?
Ворон вдруг вспомнил, как отец учил его брать препятствия, и улыбнулся: «Вниз — это не вверх, мистер Гринвилль, мы с ним справимся. Встречаемся в той роще, как и договорились».
Эстер стояла, держа в руках свечу, чувствуя, как воск капает на пальцы. Вице-губернатор заунывным голосом читал приговор. Она чуть отодвинула капюшон и подумала: «Вот, и солнце выглянуло. Красивый день сегодня».
Женщина бросила взгляд на скамьи и увидела мужа — он сидел рядом с невестой, — пухлой, наряженной в шелковое платье. Индианка держала над ними большой зонтик. Эстер посмотрела прямо в темные, испуганные глаза Давида. Донья Каталина шепнула что-то жениху, и тот улыбнулся — слабо.
«Да, — вдруг подумала Эстер, — не помогла ей мазь-то, пожалуй, даже хуже стало, вон, как разнесло, по всему лицу прыщи».
Архиепископ поднес ее губам распятие. Она отвернулась.
— Помните, — еле слышно, одними губами, сказал святой отец, привязывая ее к столбу, — что бы ни случилось…
Эстер кивнула, и, отдав ему свечу, закрыла глаза. Джованни поджег хворост.
Мануэла стояла, прячась за углом глинобитного домика, — здесь, на окраине, жили бедняки, — не отрывая глаз от Диего. «Хоть бы на меня взглянул, — вздохнула она. «Хоть бы раз». Она положила руку на живот, и вдруг услышала сзади голосок сына: «Мама, что это? Зачем жгут?».
Она, было, рванулась за ним, но Хосе был быстрее. «Нет! — закричал мальчик, вбегая на пустырь, — не надо! Тетя Эстелла, я вам помогу!
— Хосе! — Мануэла побежала за ним. Ребенок посмотрел на разгорающееся под ветром пламя, и, заплакав, закусив губу, потянулся к огню.
— Сынок! — Мендес, было, поднялся, но донья Каталина положила толстые пальцы на его руку и предостерегающе сказала: «Диего».
— Отлично, только не садись, — пробормотал Ворон, и прицелился.
Раздался женский визг. Мендес, качаясь, наклонился вниз, и рухнул на скамьи — из пробитой пулей глазницы хлестала кровь.
— Давай, мой хороший, — Ворон хлестнул жеребца и тот прыгнул со скалы — прямо в костер.
— Хосе, не надо! — крикнула Эстер, чувствуя, как огонь подбирается к ногам. «Мануэла, забери его, сейчас же!».
Индианка подняла плачущего ребенка на руки, но тут, же рухнула вниз — солдаты начали стрелять. «Мама!» — отчаянно закричал Хосе.
Эстер рванулась, и почувствовала, как поддаются веревки. «Святой отец, — успела улыбнуться она, и тут же ахнула — сильная мужская рука подхватила ее и подняла в седло.
— Пригнитесь, — властно сказал Ворон. «Сейчас тут все будут палить, и я тоже».
— Дон Эстебан, — пробормотала женщина.
— Сэр Стивен Кроу, к вашим услугам, — Ворон пришпорил жеребца, и, обернувшись, усмехнулся: «Да, Лима меня надолго запомнит».
Джованни пришел в рощу уже на закате. Он улыбнулся, увидев Эстер во власянице, и протянул ей тюк с одеждой: «Я подумал, что вам понадобится».
— Спасибо, — она подняла измученные, красные от слез глаза и спросила: «Мануэла?».
Джованни покачал головой. «Умерла сразу же. Она не мучилась, даже и не поняла, наверное, что случилось».
— А Хосе? — женщина опустила лицо в ладони.
— Наплакался и заснул, — священник помолчал. «У него ручки немножко обожжены, но ничего страшного, заживет. Я о нем позабочусь, вы не волнуйтесь».
— Я бы взяла его в Лондон, — вздохнула женщина.
— Даже не думайте, — Ворон подошел к ним и посмотрел на садящееся солнце. «И вообще, собирайтесь-ка, дорогая сеньора, хватит нам тут сидеть, опасно это. Все наши вернулись, пора отплывать. Как ваше плечо, святой отец?».