Вельяминовы. За горизонт. Книга 3
Шрифт:
От пустых чашек на мозаичном столике пахло кофе и кардамоном. Холщовый полог над столбиками резного дерева не колыхался. В медном фонаре оплывала свеча, на ковре валялись тонкие чулки, скомканная блуза. Беретка закатилась под кровать.
От ее волос веяло пряностями, розовой водой. В полутьме мерцал огонек сигареты Авраама. Он полусидел в постели, устроив ее голову на своем плече, обнимая ее одной рукой:
– Я бы обнял и второй, – он не мог скрыть улыбки, – сейчас докурю и обниму ее всю… – старинные, толстые стены дома надежно
– Ева позвонила, она остается в госпитале на ночь, а ребятишки дрыхнут без задних ног… – до начала дождя Джон и Фрида излазили раскопки на острове:
– Здесь жили патриции, – заявила дочь, – у нас рядом с Кирьят Анавим такая же богатая вилла… – она повертела перед носом Джона осколком стекла, цвета глубокого изумруда:
– Я уверена, что это от вазы или шкатулки. Моя шкатулка, дома, сделана из янтаря… – на обратном пути Фрида хвасталась участием в раскопках:
– Летом я поеду на стену Адриана, – отозвался Джон, – для археологических исследований требуются добровольцы. Хватит, надоело сидеть в Банбери или в Мейденхеде. Хотя в замке тоже есть много интересного… – сидя у руля лодки, профессор Судаков услышал о дневнике одного из Экзетеров, описывающем визит царя Петра в Лондон:
– Он работал на верфях в Дептфорде простым плотником, – сказал Джон Фриде, – тогдашний король, Вильгельм, приказал моему предку обеспечить безопасность царя. Судя по дневнику, Петр инкогнито посещал наш замок… – Авраам вспомнил о письме дяди Джованни:
– Он сетовал, что нам никак не связаться с русскими, то есть советскими историками. Они бы заинтересовались дневником Экзетера… – после случившегося в Норвегии, Авраам не доверял советским ученым:
– Любой из них может оказаться работником Лубянки, – подумал он, – и с моей репутацией я не рискую приглашением ни на какие конференции. Мне просто не дадут визу в СССР. Дяде Джованни могут дать, но, кажется, он туда не рвется, и хорошо, что так. Ему семьдесят лет, пусть уходит в отставку, занимается семейными архивами…
Они с дядей договорились издать отдельной книгой статьи покойного Мишеля о госпоже Марте и леди Маргарет Холланд, вдове ярла Алфа:
– Сведения очень обрывочные, – вздохнул Авраам, – мы не знаем, какая фамилия была у госпожи Марты до замужества. Герцог Экзетер обвенчался с ней в Новгороде, а остальное, как говорится, покрыто тайной. И мы вряд ли узнаем, кто создал рукопись, ключ к шифру которой находится на раме зеркала на эскизе Ван Эйка… – эскиз находился в руках выжившего фон Рабе, о чем Авраам предпочитал не думать:
– Фрида настаивает, что на богатой вилле жила приятельница Юлии Флавии, дочери императора Тита, любовницы императора Домициана. На шкатулке высечено еврейское имя, Анна… – до войны Карло Леви рассказывал ему о связи императора Тита с еврейкой:
– Не с Береникой, с кем-то другим… – он потушил сигарету, – Карло говорил, что эта женщина родила Титу сына. Может быть, ей принадлежала вилла рядом с Кирьят Анавим… – он прижался губами к ее лбу:
– У меня теперь тоже есть Анна, моя Анна… – длинные ресницы задрожали, она сонно сказала:
–
– Ребятишки завтра, то есть сегодня, поедут изучать римскую дорогу, а я тебя заберу на остров. Раскопки до лета свернули, нам никто не помешает. Я тебе все напомню, то есть начал напоминать… – его крепкие руки баюкали Анну, она подумала:
– Заснуть бы рядом с ним и засыпать каждую ночь. Но нельзя, надо с ним поговорить… – приподнявшись, она попросила:
– Дай сигарету, пожалуйста… – Авраам не стал упоминать, что сейчас шабат:
– Учитывая, что за случившееся с нами раввинский суд разводит на месте, шабат меньшая из забот… – Анна, как он и ожидал, сказала то же самое:
– Даже если у Михаэля кто-то есть в Тель-Авиве… – она сглотнула дым, – это не посчитают основанием для развода, милый… – поведя рукой в сторону сбившейся постели, Анна покраснела:
– Если он узнает о нашей, о нашем… – забрав у нее окурок, Авраам спокойно сказал:
– Узнает, что мы любим друг и друга и хотим остаться вместе… – по ее щеке поползла слеза, она шмыгнула носом:
– Да. Он подаст на развод, но мы никогда не поженимся, раввинат нам запретит. Раввинат может присудить ему и Джеки и Яакова. Мальчику всего одиннадцать лет… – младший сын держал у своего матраца, в детском крыле кибуца, модели самолетов и плюшевого мишку:
– Он любит эскимо и сахарную вату. Джеки с Эмилем командуют им, но он не расстраивается. Он вообще добродушный парень. Он прибегает ко мне вечером, просит рассказать сказку… – Анна все-таки расплакалась:
– Я не могу расстаться с детьми, Авраам. Не заставляй меня… – он тихо покачал женщину:
– Не надо, милая. Ничего такого не случится. Я не верю в Бога, но Он о нас позаботится, не сомневайся… – он вытер слезы с ее лица, поцеловал распухшие, сладкие губы:
– Спи, любовь моя. Потом я тебя разбужу, так, как тебе нравится… – Авраам погладил мокрые щеки, – спи, ни о чем не волнуйся. Я здесь, я с тобой, Анна… – прижавшись щекой к ее мягкой спине, ловя ее спокойное дыхание, он слушал рокот океана:
– Если она уйдет от Михаэля, она потеряет детей, а наши малыши… – Авраам закрыл глаза, – окажутся незаконнорожденными, мамзерами. Нельзя их на такое обрекать. Хватит и того, что теперь никак не доказать, что Фрида не наша с Эстер дочь. Но я никогда в жизни и не пойду на такое… – он не хотел, чтобы Фрида узнала о своем настоящем отце:
– Хотя он жив, он может искать ее… – Авраам нашел руку Анны:
– Этого я не позволю, мерзавец не доберется до Фриды. Циону, скорее всего, расстреляли русские. Больше никто ничего не знает, только я и Марта. Пусть так и останется. Но я не могу просить Анну идти на скандал, полоскать ее имя в раввинском суде, позволить ей расстаться с детьми. Надо быть рядом с ней до конца дней моих… – он не хотел думать, что с Михаэлем может произойти несчастье:
– Каким бы он ни был мужем, он отец троих детей, он вырастил сирот. Нельзя желать человеку зла. Ладно, Авраам Судаков, делай, что должно и будь что будет…