Вельяминовы. За горизонт. Книга 3
Шрифт:
– Он уважаемый бизнесмен, как говорят в Америке… – дядя устало потер обрамленные морщинами глаза, – его делишки с грязными алмазами и ворованными картинами нигде не всплывают. Все происходит приватно… – дядя откинулся на спинку покойного кресла в библиотеке, – более того, он сделал пластические операции. Он совершенно не похож на свои фото военных лет… – Джон осторожно сказал:
– Я знаю, что папа видел фон Рабе. Вы тоже, дядя Максим, в Берлине, в мае сорок пятого… – Волк посмотрел вдаль:
– Первый раз не там. Он приезжал в лагерь военнопленных
– Он не виноват, – уговаривал себя наследный герцог, – если бы тетя Лаура не спасла меня, передав индейцам, я бы тоже, как Теодор-Генрих, воспитывался среди беглых нацистов… – старший кузен не любил вспоминать жизнь в Патагонии:
– Я бы тоже не полюбил, если бы меня заставляли в детстве отдавать нацистский салют… – вздохнул Джон. За чаем в библиотеке он поинтересовался у дяди и тети предложением Сэма Берри:
– Милый мой, – отозвалась тетя Марта, – если Сэм и получит должность повара у кого-то из них, до этого еще долго. Кроме того, повара не допустят до тайных переговоров и встреч его работодателей… – Джон все равно был уверен в приятеле:
– Сэм не подведет, он отличный парень. Главное, чтобы он смог устроиться на такую работу… – когда Джон вышел из библиотеки, Волк повертел доставленное из Бонна досье адвоката Фридриха Краузе:
– Теперь я его узнал… – Максим рассматривал послевоенное черно-белое фото, – в бумагах покойного Джона значится его описание. Он подвизался на тайных сборищах недобитых нацистов в Гамбурге. В сорок пятом году ему было двенадцать лет… – Волк оживился:
– Он помнит меня, как Зигфрида, солдата рейха и фюрера. Я его спас в развалинах Берлина… – Марта закатила глаза:
– Но где ты обретался последние пятнадцать лет, Зигфрид? Не сомневаюсь, что Краузе этим поинтересуется… – Волк почесал белокурый, седеющий висок:
– Как говорится в твоем любимом романе, можно подумать об этом завтра… – Марта захлопнула картонную обложку:
– Макс тебя раскусит, у него отличная память на лица… – она скривилась, – он всегда этим щеголял, мерзавец. Не надо торопиться и рисковать. Я полечу в Нью-Йорк и лично поговорю с Ханой. Краузе ей увлекся, он почтет за счастье ухаживать за ней…
Фонарик заметался по зеркальной глади, Джон повернулся к Фриде:
– Снимай сандалии, здесь озерцо… – в белом луче ее глаза засияли еще ярче:
– Она похожа на Полину, – понял Джон, – но Полина ниже ростом, и еще пухленькая. Щенячий жирок, как смеется тетя Марта… – Джон решил, что младшая сестра никогда не узнает правды о матери:
– На кладбище стоит памятник с ее именем и годами жизни, пусть так и остается… – вздохнул подросток, – зачем Полине слышать, что ее мать шпионка русских… – тетя Марта была уверена, что Циону расстреляли:
– Фрида тоже напоминает Циону, – подумал Джон, – только она изящнее. Неудивительно, она близкая родня Ционе через дядю Авраама. Глаза у нее, как у тети Эстер и стать та же… – бесцеремонно отобрав
– Я говорила… – донесся до него торжествующий возглас Фриды, – говорила, что мы найдем рисунки! Быстрей сюда…
Джон замер, стоя по щиколотку в воде. Стена уходила вверх, теряясь во тьме. Фонарик высвечивал охряные, красные, белые фигурки бегущих животных, быков и оленей, человечков с палками, мчащихся за ними, пловцов, грубо нарисованные лодки, языки костров. Он выбрался на камни:
– Фрида, не могу поверить… – восторженно сказал Джон, – все точно, как в легенде. Надо ехать в город, вызывать археологов из Рабата… – кузина, присев на корточки, изучала что-то в дальнем углу:
– Про эти рисунки в легенде ничего не сказано… – она рассмеялась, – смотри…
Наклонившись, Джон почувствовал, что краснеет. Ее рыжие локоны касались края его шорт:
– У нее грудь заметна в вырезе майки… – подросток зарделся, – и эти рисунки… – усмехнувшись, Фрида медленно провела рукой по его колену, пробираясь выше:
– В Помпеях есть такие мозаики, я видела фото. Знаешь, о чем я говорю… – не поднимаясь с колен, она повернулась к Джону. Фонарик, замигав, полетел на камни. Закусив губу, Джон успел выдохнуть: «Знаю».
Дождь стучал в мокрое стекло комнатки. Потоки воды гремели в жестяной, выкрашенной в синий цвет трубе. Булыжник двора потемнел от ливня, за кованой решеткой ограды ревел океан. Гроза уходила на восток, в пустыню.
Вилли и прокатную машину профессора Судакова, загнали под хлипкий навес. На горизонте, во влажной дымке виднелись очертания острова, с развалинами римских вилл. Завтра из Рабата прилетали университетские археологи. Король Хасан, лично позвонив в Эс-Сувейру, поздравил Джона и Фриду с, как выразился его величество, замечательным открытием:
– После нашей встречи в Марракеше я приеду на побережье, полюбоваться новым достоянием страны… – пообещал король, – помните, ваша светлость, в Марокко вас всегда ждет теплый прием… – если бы Джон мог, он бы не стал дожидаться археологов. Подросток опустил глаза к чистому листу бумаги,
– Но я не могу. Я лечу в Лондон только на следующей неделе. Его величество не поймет, если я попрошу поменять билет… – рука легла на оправленный в тусклую медь клык. Джон отогнал от себя ее задыхающийся голос:
– Еще, еще… Так хорошо с тобой… – наклонившись над ним, она ловила губами вещицу. Рыжие локоны падали Джону на лицо:
– Я шептал, что люблю ее, что мы поженимся через два года. Я обещал, что мы вместе будем учиться в Кембридже, что станем знаменитыми археологами и будем путешествовать по миру… – кузина показала ему, что надо делать. Джон до боли сжал отцовский старый паркер, с золотым пером,
– У нее в сумке лежали эти вещи. Она знала, что случится. Она меня использовала и выбросила словно тряпку… – деловито одеваясь при свете фонарика, она дымила папироской: