Вена, 1683

Подхородецкий Лешек

Начало переговоров обещало быть удачным. Посланники короля, предшественники Яна Гниньского в Стамбуле, были встречены турками очень любезно, а серадзский подчаший Анджей Моджеевский удостоился даже аудиенции у султана. С тем большей надеждой отправился в столицу Османской империи Гниньский, снабженный обширной инструкцией, в соответствии с которой он должен был добиваться возвращения Польше Подолья и Украины, а в случае решительного отказа со стороны Турции — по крайней мере части этих территорий. В случае же дальнейшего сопротивления хозяев требования польской стороны должны были быть ограничены Белой Церковью, Паволочью, Немировом и Брацлавом. Если бы на настойчивые требования польской стороны турки начали угрожать новой войной и опасность ее стала бы реальной, договоренности, достигнутые в Журавно, приходилось принимать как мирный договор. Кроме того, польская сторона должна была добиваться, чтобы турки не заселяли татарами уже отошедшие

к ним территории Подолья и Украины. В случае предложений о совместных действиях против Москвы посол должен был от них отказаться, объясняя отсутствием соответствующих инструкций, и отложить дело на более поздний срок.

14 мая 1677 года воевода Ян Гниньский покинул Варшаву, информированный по слухам, что турки с нетерпением ждут его в Стамбуле и очень хотят до начала новой кампании против России ратифицировать договор с Польшей. Когда польский посол пересек 12 июня границу Османской империи, ему была оказана торжественная встреча каменецким пашой, а затем Ибрагим-пашой, недавним противником поляков под Журавно. 10 августа польская делегация торжественно въехала в Стамбул, преодолев, однако, на последнем этапе пути немалые трудности, возникшие по вине турок. На месте оказалось, что хозяева не приготовили для поляков должных помещений, которые могли бы вместить всех 450 человек, сопровождавших Гниньского.

Кара-Мустафа, наблюдая за приездом польской дипломатической миссии, сказал: «Их слишком мало для взятия Константинополя и слишком много для посольской делегации». Когда же ему доложили, что у лошадей послов серебряные подковы, съязвил: «Подковы-то серебряные, да головы свинцовые!». Это не сулило миссии Гниньского успеха в переговорах. И действительно, турки не проявили никакого предрасположения к уступкам, поэтому атмосфера с самого начала переговоров стала напряженной. Не прекращались споры о Подолье и Украине. Турки становились все более неуступчивыми, даже несмотря на поражения, которые они потерпели в кампании против Москвы в том году.

Великодержавный шовинизм и фанатизм, своеобразная мания величия — добытое мечом мусульманина у «неверных гяуров» не может быть отдано — не позволяли турецким дипломатам вести деловые разговоры. Неоднократно демонстрировалось пренебрежительное отношение к польскому послу, и обострялась ситуация. Дошло даже до того, что представители Порты начали угрожать Речи Посполитой новой войной, а крымский хан Мюрад-Гирей грубо сказал: «Гневаетесь вы или кланяетесь, нам все равно: ни дружба ваша, ни гнев ваш Порту не заботят»^{29}. Этими словами он ясно показал, что Турция полностью игнорирует Польшу, помнит о ее недавних военных поражениях, хорошо ориентируется в ее внутренней ситуации, не позволяющей властям начать какие-либо действия, не преодолев сопротивления способной на все оппозиции.

Загнанный в угол Гниньский, посовещавшись с членами миссии, принял решение пойти на принятие турецких условий и на подтверждение Журавненского договора. В довершение турки решительно отвергли его требование, чтобы в свой будущий мирный договор с Россией Порта включила пункт о возвращении земель, захваченных ею (Россией) у Речи Посполитой в 1654—1667 годах. «А если хотите отобрать свое, — пренебрежительно сказал реис-эфенди [41] , — пусть придут войска ваши и покажут, что это ваше!»

41

Турецкий министр иностранных дел.

Окончательно согласованный в начале апреля 1678 года трактат был, в сущности, ратификацией Журавненского договора и свидетельствовал о полном поражении Речи Посполитой, к которой Турция продемонстрировала свое пренебрежение. Порта оставила за собой всю Украину и Подолье, за исключением отданных Польше Белой Церкви и Паволочи. В то же время Польша обязалась не поддерживать никого из противников султана и не предоставлять политического убежища никому из восставших против него подданных в Молдавии, Трансильвании и Валахии. За все уступки, на которые вынуждена была пойти Польша, султан великодушно отказался от хараджа [42] , уже фактически отвоеванного польским оружием на полях сражений с турками в 1673— 1676 годах. Другие более мелкие уступки Порты в торговых и религиозных вопросах не имели уже существенного значения.

42

Харадж — поземельный налог с покоренного немусульманского населения. — Прим. перев.

Таким образом, миссия воеводы Гниньского закончилась полной неудачей. «Все планы сотрудничества с Портой, не говоря уже о каком-либо союзе, рухнули как карточный

домик — и это в момент, когда разочаровавшийся в России польский король всерьез думал о лиге с Турцией… Однако развитие событий на международной арене на протяжении ближайших пяти лет показало, что, вне всякого сомнения, турки совершили в 1678 году большую ошибку. Их неуступчивость, усугублявшаяся грубым даже для турок и вместе с тем глубоко оскорбительным для высокого польского посла отношением, оттолкнула от них и Яна III, и тех лиц в Речи Посполитой, которые, поддерживая политику короля и видя большую опасность со стороны Москвы, нежели со стороны Стамбула, готовы были искать в Османской империи не только modus vivendi, но и сотрудничества. Результат миссии Гниньского все эти надежды разрушил. Унизил поляков и их короля и толкнул их к поиску средств, как отплатить туркам, что стало одной из основных причин, приведших к войне 1683 года»^{30}.

Тем временем самонадеянные турки были настолько уверены в польской позиции относительно дальнейших военных действий против России и австрийской кампании 1683 года, что не предусматривали в своих планах возможность встречи с армией Собеского на поле битвы. Поэтому, захваченные врасплох прибытием польской помощи к Вене, они назвали Яна III предателем, считая, что он нарушил мирный трактат 1678 года. Между тем, некоторые из турецких хронистов, казалось, понимали причины польского вмешательства в венскую кампанию. «Тогда король польский — тот, с которым были заключены пакт и мир, — писал Дефтердар-Сари-Мехмед-паша, — но у которого, хотя он и стал для вида другом, осталась в полном подлости сердце огромная обида из-за того, что… перед тем у него вырвали из рук его замок Каменец, а также земли Украины и Подолья, и который всегда искал случая и ждал согласия (чтобы вернуть те потери), он первым нарушил мир с Высокой империей и… присоединился к австрийским войскам»^{31}.

После трактата, заключенного Гниньским, угроза со стороны турок снова стала актуальной, а испытанное в Стамбуле унижение глубоко запало в сердца поляков.

Поскольку в 1679 году Франция заключила мирный договор с коалицией, любые балтийские и силезские проекты Яна III потеряли всякие шансы на реализацию, и король снова вынужден был вернуться к восточной политике.

В 1679 году в Польше повсеместно распространилось убеждение в неизбежности войны с Турцией, которую Речь Посполита одна вести не могла. Поэтому постепенно родилась идея антитурецкой лиги. Главнейшим партнером Польши в этой лиге должна была стать Россия, поэтому союз с ней стал главной целью польской внешней политики в 1679 году. Однако дипломатическая миссия референдария [43] Великого княжества Литовского Цыприана Бжостовского в Москве закончилась полной неудачей, а российско-турецкий трактат 1681 года подтвердил намерения Москвы закрепить за собой отнятые у Польши территории. В этой ситуации, перед лицом надвигающейся турецкой опасности, Ян III предпринял попытку создания «Священной лиги», направленной против мусульманской агрессии. Почти по всей Европе разъехались тогда польские послы с королевскими письмами к монархам христианских стран. В них Собеский призывал «отплатить варварам завоеваниями за завоевания, победой за победу, отбросить их до степей, которые извергли их в Европу, — словом, не только победить и обуздать чудовище, но и выбросить его в пустыню, поднять из руин и возродить Византийскую империю». Это начинание было исключительно христианским, достойным уважения, мудрым, решительным ^{32} .

43

Референдарий — должностное лицо в Речи Посполитой. — Прим. перев.

Но Европа не хотела войны с турками! Тогда у Австрии не было необходимости начинать войну, зато она с удовольствием видела бы ввязавшуюся в нее Польшу — это отодвинуло бы турок от границ империи. Поэтому Леопольд I вначале не торопился войти в союз с Польшей и даже нанес оскорбление Собескому, отказав старшему его сыну в руке своей дочери Марии Антуанетты. Другие государства, в том числе и Венеция, не проявляли желания участвовать в «Священной лиге».

Франция отнеслась явно враждебно к планам Яна III, так как не хотела ослаблять Турцию, свою давнюю союзницу в борьбе с Габсбургами. Планы польского короля даже вызвали в Версале серьезную обеспокоенность, так как свидетельствовали, по мнению французского двора, о росте габсбургского влияния в Речи Посполитой. Поэтому профранцузски настроенные магнаты начали вместе с послом Людовика XIV в Варшаве, маркизом де Витри, плести новые интриги, чтобы похоронить планы короля. По этой причине осуществление проектов Яна III несколько замедлилось.