Венецианское завещание
Шрифт:
Дайнеке припомнился разговор за обеденным столом, когда София говорила о своем деде, полуграмотном южанине, человеке, «сделавшем себя».
Потом она вспомнила портрет, который висел в коридоре у кабинета Софии, и рассказ Стевена о своем прадеде Николо. Помнится, тогда она решила, что тот чем-то похож на Стевена. Внезапно Дайнека поняла, на кого еще похож прадед Викинга… На Николая Бережного! А это значит…
– А это значит, что в доме Софии висит портрет сына Николая Бережного и баронессы Эйнауди. Он и есть тот самый, сделавший себя человек, дед Софии, – проговорила Дайнека
Но это значило и то, что Стевен оказался рядом с ней отнюдь не случайно. И как же мастерски он увернулся от ее вопроса насчет портрета!
Теперь оставалось выяснить, насколько далеко Стевен зашел в своей лжи. Дайнека вспомнила о том, что случилось по дороге в Понтедейру.
«Если я приехала в замок только со Стевеном… никто, кроме него, не мог сообщить об этом Пеппино. Стоп! Но у него же не было телефона, он забыл его в отеле!» Дайнека улыбнулась. Она готова была обвинить себя в излишней подозрительности, как вдруг вспомнила, что видела «забытый» телефон в руках Стевена в Понтедейре.
«Это он… – Дайнека едва не ударилась в слезы. – Все сходится!»
Она принялась вспоминать все, что было связано со Стевеном. Его появление в Римини, потом встреча в дороге. Ничто не предвещало предательства, наоборот, он нежно заботился о ней. Никаких расспросов, излишнего любопытства… Потом бегство из Милана, мост Свободы и те двое на обочине, отель «Корона». Теперь Дайнека вспомнила, что в тот вечер, вернувшись в отель «Даниэли», сообщила Стевену о юридической конторе.
«Неужели это он сообщил Бертини?»
Получалось, что он.
Потом Стевен воспользовался удобным случаем, когда за ними гнался Лысый Леннон, и свернул на дорогу, ведущую в замок. Туда же направились и бандиты.
Глава 65
Все и сразу
Фима зашла в номер и закрыла за собой дверь.
– Для тебя письмо от команданте Монтанья. Портье передал.
– Я все время была в номере. Почему портье не отдал его мне?
Дайнека взяла конверт и вскрыла его. Быстро пробежала глазами:
«Завтра, в полдень, я с вами свяжусь».
Она помолчала, потом повернулась и медленно проговорила:
– Ну, Фима, начинается.
– Когда? – встревоженно спросила та.
– Завтра…
– Может, все обойдется?
– Может, и обойдется, – повторила за ней Дайнека.
Раздался звонок телефона.
– Синьорина Дайнека, к вам посетитель.
– Кто?
– Синьор Стевен Бергстрем.
– Попросите его подняться, пожалуйста.
– Конечно…
Через две минуты Стевен перешагнул порог комнаты.
– Как твоя нога? – спросила Дайнека.
– Как видишь, без костыля… только трость.
Судя по тому, как тяжело он ступал, Дайнека поняла, что трость заменила костыль только потому, что он шел к ней.
– Знакомься, моя подруга Фима, вы уже виделись однажды.
Кивнув, Фима засобиралась, взяла сумочку и направилась к двери.
– Я должна идти, извините… – Она вышла, не ожидая, пока ей ответят.
Стевен проводил ее
– Я очень ждал, когда смогу сесть за руль и приехать… Скажу все и сразу. – В руках он держал маленькую коробочку. – Будь моей женой.
– Нет, – ответила она слишком поспешно.
– Наверное, я должен спросить, почему…
– Я люблю другого человека.
– И он тебя любит?
– Не знаю. – Она отвернулась.
– А я люблю. И буду хорошим мужем. Клянусь.
Дайнека молчала.
– Прости. – Он улыбнулся и сунул коробочку в карман.
– Я все знаю, – сказала наконец Дайнека, не поворачиваясь.
Теперь молчал Стевен.
– Тебе нужна купчая? Ты хочешь денег?
Стевен потрясенно застыл.
– Нет…
– Тогда зачем ты придумал весь этот балаган?
– Что ты хочешь от меня услышать? – глухим голосом спросил он.
– Правду.
Стевен долго молчал. Потом, прихрамывая, обошел вокруг Дайнеки.
– Правду?.. Ну, что ж, вот тебе правда. – Он уселся на стул. – Я – потомок русского художника Николая Бережного. Впрочем, как и ты. Моя мать урожденная Береньоли. В семейном архиве семьи сохранились документы, которые прямо указывают на то, что наш предок, Николо Береньоли, был отдан в приют. Сохранилось также письмо от некой Натальи Мещерской, где названы имена его родителей: отца, Николая Бережного, и матери, Екатерины Эйнауди. Еще тогда, сто лет назад, он пытался их разыскать. Не знаю, почему Николо изменил фамилию Бережной на Береньоли. Теперь можно только догадываться. Наверное, из-за ненависти к родителям, которые предали его.
Я не зря тебя пригласил в свой дом, мне хотелось все объяснить. Рассказать – и будь что будет. Но я так и не решился. В итальянском языке есть слово бастардо – ублюдок. Ребенок, рожденный вне брака, выброшенный из жизни изгой. Все мы – богатые изгои с покалеченными душами. Ты видела мою мать… Нервная, практически больная женщина. Таким же был мой дед. Это несчастье нашей семьи. Мой брат Ивано – инвалид. Мать до сих пор считает, что это семейное проклятие… Печать изгоев.
Я решил положить конец этому кошмару и стал искать сведения о родственниках сначала в Италии. Потом поехал в Россию. Искал в Москве, в государственном архиве, потом в Брянске – в областном.
Там в одной из матрикульных 19 книг нашел довоенный адрес вашей семьи. Когда подошел к дому, даже не надеялся, что там живет кто-то из потомков Николая Бережного.
Мне не удалось толком поговорить с твоей бабушкой. В моем распоряжении был только электронный словарь… Она рассказала о тебе. О том, что ты живешь в Москве и говоришь по-итальянски.
– Когда это произошло?
– За неделю до твоего приезда в Италию.
– Значит, это ты приходил в тот день к моей бабушке… Что было дальше?
19
Матрикул (устар.) – запись гражданского состояния или (в монастыре, церкви) список бедных, которым церковь помогала.