Венера с пистолетом

Лайл Гэвин

Наконец, пройдя три или четыре комнаты, она всерьез заинтересовалась. Я мог понять, почему: это была довольно большая картина, размером вдвое превышавшая те, с которыми я прежде имел дело, изображавшая костюмированный пикник, гости на котором были в дешевых, взятых напрокат костюмах. Всего лишь бронзовый шлем, кусок драпировки, переброшенный через плечо, одно или два копья, и все – а их было примерно полдюжины – веселились, не обращая внимания на пол. Плюс парочка херувимов, изображавших в верхнем правом углу схватку «спитфайеров» и «мессершмитов».

Явно картина для донны Маргариты.

Фаджи сказал:

– Это Пуссен.

Она согласилась.

– Я тоже так думаю. Очень ранний, – и прижала нос к холсту вплотную.

Когда она отступила назад, я снял картину со стены и перевернул ее. На задней стороне была небольшая металлическая табличка. Я взглянул на Фаджи.

– И какая там дата?

Элизабет нахмурилась.

– Возможно, 1632. Или около этого.

– 1966, – сказал Фаджи.

– Что?

– Она была ввезена, – сказал я. – Если вы ее регистрируете, ее фотографируют, прикрепляют табличку и выдают сертификат. Это означает, что вы можете снова ее вывезти, не уплачивая таможенных пошлин или каких-либо других налогов в течение ближайших пяти лет. Если вы купите эту картину, то я вам не понадоблюсь.

Она кивнула.

– В любом случае мне кажется, она для вас немного велика. – Затем взглянула на Фаджи. – Возможно, я могла бы поговорить об этой картине. У вас есть ее фотографии?

– Да. Но эта картина… мне жалко продавать именно ее. Это мой единственный Пуссен. Он здесь такой юный, такой счастливый. Он заставляет меня забыть, что я умираю.

– Он заставляет вас забыть, что вы раздаете свои картины, – сказал я.

Он кашлянул более или менее в мою сторону.

– Конечно, я буду продавать. Я же продаю картины. Но…

– Но за определенную цену.

Элизабет кивнула.

– Мы можем обсудить это после того, как я свяжусь со своим клиентом.

Фаджи сказал:

– Она занесена в каталог.

Он понимал, что мисс Уитли собирается советоваться не только с своим клиентом.

Мы пошли дальше.

Пройдя еще две или три комнаты, мы попали в помещение, которое здорово смахивало на коридор. Во всяком случае, по форме. По обеим сторонам висели картины, стояло несколько скульптур, а в середине возвышался стеклянный шкаф. Элизабет пошла вдоль стен, а я решил разведать, что такого ценного Фаджи хранит под стеклом.

В большинстве своем там были античные вещи – пара кувшинов причудливой формы из голубого стекла, скорее всего римские. Скарабеи, примитивные ювелирные украшения. И пистолет.

Я прижался носом к стеклу и начал пристально его разглядывать.

У него был кремневый замок и он был несколько чрезмерно разукрашен – я хочу сказать, что он был украшен инкрустациями из серебряной проволоки, вокруг замка и на стволе нанесена гравировка, рукоятка покрыта серебром. И тем не менее это был настоящий пистолет. Рукоятка так изогнута, чтобы ее было удобно держать, ствол выглядел тяжелым и мощным. Идея разукрасить его всякими металлическими штучками, отражавшими солнечный

свет в глаза стреляющему, явно принадлежала не мастеру, изготовившему это оружие.

Фаджи взглянул на меня, кашлянул и сказал:

– Ах, я совсем забыл, что вы торгуете оружием. Симпатичная штучка, не правда ли?

– Неплохая.

– Хотите посмотреть ее поближе? – Он поманил рукой парня с ключами и открыл шкаф. – Вы могли бы подсказать мне, что это такое. Я ничего не понимаю в оружии. Он изготовлен Вогдоном, где-то около 1770 года.

Я поднял пистолет, прицелился прямо перед собой и покачал его в руке. Он был хорошо сбалансирован и удобно лежал в руке; целиться из него было очень удобно. Неожиданно обнаружил, что целюсь в галстук парня с ключами: тот что-то проворчал и отступил в сторону.

– Дуэльный пистолет, – сказал Фаджи, пытаясь одновременно следить за мной и за Элизабет.

Я кивнул. Да, это действительно был дуэльный пистолет. Из большинства богато украшенных пистолетов той поры никто и не собирался стрелять; они просто демонстрировали искусство мастера, их изготовившего; своего рода визитная карточка тех времен. Даже армейские пистолеты были не слишком хороши – неудобные, плохо сбалансированные, старомодные. Но дуэльный пистолет занимал важное место в жизни джентльмена.

– Он вам нравится, не так ли? – спросил Фаджи. – Я не уверен, но мне кажется, что он был подарен вашей Ост-Индской компанией набобу Уды.

Я думал точно также. Во всяком случае, это казалось самым вероятным. Старый набоб был большим любителем отличного оружия и компания старалась поддерживать с ним хорошие отношения, даря время от времени новую пару пистолетов.

Я бы проверил, но знал уже и так. В верхней части ствола было написано золотом «Вогдон», на боку стояло лондонское клеймо, на серебряной рукоятке – инициалы «МБ» – Марк Бок. И пистолет в таком состоянии, словно только что сделан.

– Вы его продаете? – спросил я.

– Только для вас – четыреста тысяч лир. Но я ничего не понимаю в пистолетах.

– Хватит об этом, – огрызнулся я. Черта с два он ничего не понимал в пистолетах. Конечно, он мог не так хорошо разбираться в них, как я, но знал об этом пистолете все и назвал самую высокую цену, которую надеялся за него получить. С точностью до последней лиры. – Триста фунтов? Вы сошли с ума.

– Это всего лишь один из пары. – Он внимательно наблюдал за Элизабет и через плечо спорил со мной.

– А где же второй?

– Будь у меня и второй, вам, вероятно, пришлось бы заплатить два с половиной миллиона. Но сейчас вы можете купить этот, потом найти второй и заработать эти деньги, верно? – Мы оба прекрасно понимали, насколько мала вероятность собрать пару пистолетов после того, как их разрознили. Второго пистолета могло вообще больше не существовать. – И тогда вы обманете старого Фаджиони еще раз. Но меня это не очень заботит, ведь деньги ничего не значат. Я…

– Вы уже говорили это раньше. Я дам вам двести тысяч.