Венерин башмачок
Шрифт:
Она что-то такое затянула насчет тех, кто бродит по ночам, но он ответил:
— А сама? Чего бродишь?
Ира взяла его за плечи с самым таинственным видом. Развернула в сторону леса. Там, над самыми макушками сосен, спелым персиком висела луна.
— Я ворожу на полную луну, — протяжно, словно передразнивая персонаж из фильма ужасов, пропела Ира.
— А-а… — протянул Петров и зевнул.
И тогда Ира рассмеялась и бросила в него горсть каких-то цветов. Или листьев. Короче, это были растения, которые она надергала, поджидая его. Так он тогда думал. Он ни в какую ворожбу не верил и сейчас не верит. Пришел в барак,
Спал он в то лето не больше четырех часов в сутки, но усталости не ощущал. В нем ключом бил избыток жизненных сил.
Как-то в самом конце смены Лене понадобилось съездить домой. То ли мать заболела, то ли бабушка. Он проводил ее до райцентра, в поезд посадил. Вернулся, а в отряде — дым коромыслом. У кого-то из девчат день рождения. Стол студенческий — огурцы, консервы. Наливка бабы Глаши. Все девчонки в венках, в глазах зарябило. Он только вошел, ему с порога: «Опоздавшему — штрафную!» И Ира протягивает ему полный стакан этой самой наливки. И ведь ничто ему не шепнуло: «Не пей, Сашка, из ее рук!» Ничто не шепнуло. И он выпил. До дна. А Ира, пока он пил, стояла и смотрела на него в упор. И, как ему показалось, шептала что-то себе под нос. Он выпил и язык ей показал. Не шепчи, мол, не выйдет! А она в ответ рассмеялась, кинулась к нему и поцеловала в губы. Ее оттащили, напомнили, что не она именинница. А потом, когда «уговорили» пятилитровый бидончик наливки, слопали все огурцы и вылизали банки из-под шпрот, отправились купаться. Бесились в воде дотемна, а потом, кто был в состоянии куролесить дальше, отправились на танцы.
Петров на танцы не пошел, потому что был один, без Лены. И решил, что в одиночестве обойдет все их с Леной места. И, в сладком опьянении от любви и от наливки, двинулся простеньким деревенским маршрутом. Он шел и улыбался своим мыслям. Думал о Лене, о том, как безумно он ее любит. Мечтал…
Ира выросла как из-под земли.
Она была в одном венке. Было темно, и луна шла на убыль, но он сразу понял — она голая. Петров попятился, но Ира наступала на него и тихо говорила свое. Как заклинание, повторяла: «Ты мой, Сашенька, ты мой. Сегодня никто не помешает, сегодня ты мой…»
Петров понял, что Ирка перепила и завтра они оба пожалеют обо всем. Он был, конечно, пьяный, но не настолько, чтобы переспать с кем угодно. Какой-никакой контроль еще пульсировал в глубине сознания. Он начал утешать Иру словами:
— Ты хорошая, Ир, ты мне нравишься… Но я не могу… Я Лену люблю, ты же знаешь. Мы женимся. А у тебя все еще будет…
Он пятился и в конце концов уперся спиной в стог.
— Ничего не говори, Сашенька. Только сегодня… Один раз…
Она подошла к нему вплотную, прямо по мозгам ударил запах ее тела — запах молодой женской страсти. Она взяла его руки и положила себе на грудь…
…Утром Петров проснулся от палящего солнца. Оно жгло затылок. Где-то рядом тарахтел трактор, на телеге гремели бидоны. Он лежал в стогу, совершенно голый, а его штаны и кроссовки валялись поодаль. Голова гудела так, что он не мог идти. Каждый шаг отдавался набатом в голове. Кое-как добрел до реки, лег в воду у самого берега — отмокать. Кое-как отошел.
Ира после того случая как бы исчезла с глаз. Вела себя тихо, не докучала. Потом, на трезвую голову, Сашка Петров даже начал сомневаться: а было ли что или ему по пьянке привиделось? Было очень
У них с Леной все закрутилось, они не могли друг без друга ни минуты. Он сидел у двери ее аудитории, поджидая окончания лекций. Он таскался с ней по музеям и выставочным залам, а по выходным разгружал вагоны, зарабатывая на свадьбу.
А в «октябре багрянолистом» в один из теплых дней его догнана Ира и буднично так спросила:
— Ты еще не обедал?
Сашка всегда терялся в ее присутствии. Не знал, куда глаза деть. Ему хотелось на все ее вопросы ответить отрицательно. И он с готовностью покрутил головой. Нет, не обедал.
— Тогда пошли в пельменную. Я угощаю.
— Что, есть повод? — тупо ляпнул он, придумывая правдоподобную отмазку.
— Есть, — коротко согласилась Ира. Взяла его за руку и повела.
Отмазки он так и не придумал. Покорно проследовал за ней в маленькую пельменную, расположенную в подвальном помещении недалеко от института. Послушно взял из рук глиняный горшочек с пельменями. Места в этом заведении были только стоячие, с крючками для сумок. Расположились в углу. Петров давился пельменями, запивал компотом и лихорадочно вспоминал все слышанные когда-либо анекдоты. Пытался острить. Ирка ела молча, изредка поглядывая на него. Ее молчание напрягало. Оно не соответствовало ее природе, за ним что-то крылось. Он приготовился твердо дать отпор, если она вновь попытается «посягнуть на его честь».
Девушка доела пельмени, задумчиво поковыряла в зубах. И сообщила:
— Петров, поздравляю. Я жду от тебя ребенка.
Это был ход конем. Он испугался так, что едва не рухнул. По крайней мере очень пожалел, что столовка без стульев. Он почему-то сразу понял, что она не врет. Поверил. Его внутреннее «я» так сопротивлялось услышанному, что он чуть не заплакал. Он был готов убить ее. Стукнуть глиняным горшком по голове — и убить!
— Я люблю тебя и в любом случае рожу этого ребенка, — сказала она твердо, вытерла губы, повернулась и пошла.
Она поднималась вверх по узкой каменной лестнице подвала, а он, раздавленный, тупо смотрел ей вслед.
— Ленке не говори! — вдруг спохватился он. Ира дернула плечом.
Он чувствовал себя так, словно услышал смертный приговор. Он понял, что обречен. Ирку он не знал, а она, оказывается, изучила его хорошо. Она била на его порядочность. А Сашка Петров был порядочным до мозга костей. И ответственным. Он в группе своей был старостой, а в студотряде — командиром. Она знала, что он не бросит ребенка. И поэтому не разводила соплей, не умоляла, не грозила. Объявила и стала ждать.
Из той столовки он как чумовой понесся искать Лену. Страх потерять ее гнал Петрова как ошпаренного. Обегал все аудитории, не нашел. Сказали, что она пошла в общежитие. Он помчался в общагу. Перед ним закрыли дверь. Она не хотела его видеть! Недооценил он Ирку, крича ей вслед: «Не говори Лене!» С Лены она и начала. Объявив новость его невесте и поведав все «как было, не таясь», она отправилась кормить его пельменями.
Петрову было — хоть стреляйся. Парни из общежития сочувствовали и давали советы. Засылали послов к Лене — бесполезно. Тогда он решил напиться и пойти к Ирке, сказать ей честно, что он о ней думает. Он выпил два стакана, но так и не опьянел. Но к Ире он все-таки пошел. Девочки из ее комнаты объявили, что Иру положили в больницу на сохранение.