Венок на могилу Льва Толстого
Шрифт:
Бывало, даже трепака плясал! Да-да! Не боясь быть уличённым «в противоречии» людьми в футляре, – заводил граммофон и под музыку Трояновского, под дружный хохот всех собравшихся, показывал, как пляшут «старики».
Русский человек умеет «разойтись», любит вольную волюшку, умеет, сломя голову, скакать на тройке.
Умеет и простаивать на одном камне по несколько лет, в посте и молитве.
Эти «эстетические» черты русского народа отразились в Толстом и его трогательном смирении, терпении, всепрощении.
Он искренно не понимал своего величия:
– Шумиха, которая меня окружает, – всё это пройдёт. А вот деятельность Фёдора Страхова – это вечное [23] .
Ниже Фёдора Страхова себя считал!
– Вас большинство высоко ставит, – говорили ему.
– Да, это повальное, –
А на прогулках верхом Толстой любил мчаться во весь дух, чтобы ветви били в лицо, любил перескакивать рвы и ездить по неведомым дорогам.
23
Страхов Фёдор Алексеевич (1861–1923) – музыкант, философ, автор работ «Дух и материя», «Искание истин»; приверженец учения Л. Н. Толстого (ср. его сохранившийся отзыв: «Вся эта моя известность – пуф!.. Вот деятельность Страхова… серьёзна, а моя… – никому не нужна и исчезнет»).
От самых вершин своего творчества до повседневных мелочей – он был цельный, гениальный русский человек.
Когда Толстой был совсем маленький, он любил сидеть, зажав колени руками, – ему казалось, что если стиснуть колени изо всех сил, то можно полететь по воздуху и подняться на громадную высоту.
Эта детская мечта – это стремление к небесам – во всей полноте осуществилась только в последние дни перед его смертью.
Бегство из Ясной Поляны, астаповские дни, последние минуты перед смертью – всё это засвидетельствовало перед миром, что дети иногда бывают мудрее взрослых: люди могут подыматься к небесам!
Правда, для этого мало стиснуть колени – надо прожить восемьдесят два года. Но и прожить восемьдесят два года недостаточно: надо сохранить до глубокой старости детскую веру.
И тогда детская мечта, над которой нельзя не улыбнуться, станет великой жизненной правдой, перед которой нельзя не преклониться.
Победа над миром [24]
Год тому назад, в ночь с 27 на 28 октября, совершалось великое событие: Лев Толстой тайно уехал из Ясной Поляны.
Уход этот принято называть «трагедией» – на самом деле это одна из величайших побед над миром.
Да, с точки зрения слишком человеческой, много трагического в «бегстве» Толстого от семьи, с которой жил почти пятьдесят лет, от условий жизни, которым подчинялся долгие годы. Видеть всё счастье в семье, уже стариком пойти по новой дороге и остаться почти одиноким. В течение двадцати лет жить, мучаясь непониманием своих близких, жены и детей. И, наконец, убежать от них. А через несколько дней умереть – всё это черты глубокой человеческой трагедии.
24
Печатается по: Московская газета-копейка. 1911. 29 октября. № 249. Подпись: В. Свенцицкий.
Но к Толстому неприменимы мерки житейские. Для того, чья жизнь была ежедневным, неустанным, неослабевающим исполнением воли Божией, – нужны другие оценки и другой язык.
Лев Толстой самую основную сущность своего поступка объяснил людям так: как истинный христианин под конец своей жизни я решил уйти от мира [25] .
«Уйти от мира» – вот загадочные слова, которые время от времени, с большей или меньшей силой повторяются в истории человечества.
И на жизни Льва Толстого с потрясающей силой подтверждается истина, которую до сих пор люди не могут понять во всей глубине:
25
Свенцицкий основывался на газетных сообщениях (см. статью «Куда уехал Лев Толстой?»), искажавших текст прощального письма. Ср.: «…я не могу более жить в тех условиях роскоши, в которых жил, и делаю то, что обыкновенно делают старики моего возраста: уходят из мирской жизни, чтобы жить в уединении и тиши последние дни своей жизни» (Толстой Л. ПСС. Т. 84. С. 404); и годом раньше: «Хочется уединения, удалиться от суеты мирской, как буддийские старики делают» (Маковицкий Д. У Толстого, 1904–1910. Кн. 4. М., 1979. С. 35).
Всякий
Всякий уходящий от мира – возвращается в него победителем.
При жизни Толстого «в миру», несмотря на всю его «славу» и на всё «уважение» к нему, – между ним и людьми стояла такая перегородка. Перегородка «недоверия», «сомнений», скрытого «осуждения», снисходительного «прощения» и пр., и пр., и пр. Он был в миру и принадлежал миру не как победитель, а как «подчинённый».
И вот, 28 октября, когда весть о бегстве его разнеслась по всей земле, – свершилось поистине чудо. Преграда рухнула. И весь мир, всё живое в мире, всё чувствующее, всё страдающее болями совести, измученной грехами, – преклонилось перед Толстым, как перед праведником [27] .
26
1 Ин. 2, 15–16; 5, 4–5.
27
Ср.: «При вести о смерти Толстого вся Россия преклонилась перед ним как перед исповедником и мучеником христианства – и это несмотря на его собственное заявление, что вера в Христа как Сына Божьего есть не что иное, как кощунство» (Степун Ф. Религиозная трагедия Льва Толстого // Л. Н. Толстой: pro et contra. СПб., 2000. С. 468).
С идеями Толстого можно не соглашаться, – но нельзя не быть учеником праведника.
И Толстой стал учителем всего мира [28] . Ушедший от нас «тайно» – вернулся к нам в славе, – не житейской, суетной, «мирской», а непреходящей, божественной.
Венок на могилу Толстого [29]
Принято говорить: «Великого человека не стало – а жизнь идёт по-прежнему».
Да, конечно: по-прежнему светит солнце, по-прежнему родятся и умирают люди, по-прежнему «кипит жизнь».
28
Ср.: «Бегство Толстого из мира есть единственное реальное поучение его нам. Но куда из мира уйдёшь, если нет катакомбы. Но нет: катакомба есть у каждого из нас: её нужно только сознать, расширить, превратить в место встречи» (Белый А. Лев Толстой и культура // Там же. С. 599).
29
Печатается по: Трудовая копейка. 1911. 7 ноября. № 50. Подпись: В. Свенцицкий.
Но что жизнь «не изменилась» – это глубокая неправда, происходящая от нашей собственной духовной слепоты, лишающей нас возможности созерцать жизнь во всём её объёме.
Внешними переменами Толстой дорожил меньше всего. Он требовал внутреннего перерождения. Вот почему сегодня, в день годовщины смерти одного из величайших учителей жизни, я хотел бы отметить внутреннее значение его жизни и его смерти.
Это ложь, что жизнь после Толстого пошла дальше, по прежней дороге, как ни в чём не бывало!
Уход его из Ясной Поляны, беспримерная сила его религиозной воли и огненная жажда подлинной жизни «по-Божьи» – всё это осветило жизнь нашу тёмную и безумную таким ярким светом, что в сокровенной глубине нашей совести мы не могли не ужаснуться, «до чего дошли», – не могли хоть немного не начать жить по-новому [30] .
Призывы «опомниться» пронеслись над миром благодатным громом. И если по-прежнему идут войны, по-прежнему в жизни и кровь, и насилие, и разврат, – то это показывает лишь, что история мира – процесс мучительный и сложный и что «Царствие Божье» берётся упорным трудом человечества [31] .
30
Ср.: «Своим влиянием он оказал и оказывает положительное влияние в смысле общего пробуждения религиозных запросов. Оно уподобляется в этом смысле влиянию тех мыслителей древности, которые были «детоводителями ко Христу»«(Булгаков С. Л. Н. Толстой // Там же. С. 410).
31
Ср.: Мф. 11, 12.