Венсеремос!
Шрифт:
— Сегодня мы судим Ману, слово имеет товарищ Рауль.
Со скамеек к столу вышел студентик, которого Вася тут же окрестил «ботан», и даже не из-за круглых очков, просто есть люди, которым носить форму противопоказано. Вот и на товарище Рауле обычная «верде оливо» топорщилась в самых неожиданных местах.
— Как вы знаете, товарищи, — начал он заунывным голосом, до боли напомнившим парижского троцкиста-органчика, — по заданию э-э-э организации я устроился письмоводителем в полицейский участок. Через мои руки проходили все э-э-э документы,
— Дело говори! — раздался голос со скамеек.
— Я и говорю, э-э-э… о чем это я? Не сбивайте э-э-э товарищи… Так вот, Ману, — тут свидетель впервые позволил себе эмоции и сверкнул злобным взглядом в сторону подсудимого, — трижды приходил в э-э-э участок.
Названный безучастно рассматривал ногти. Несколько слушателей насупилось, несколько обрадовалось. «Хреново», — подумал Вася. — «Налицо внутренний конфликт, а дрязги нафиг не нужны.»
— В нескольких э-э-э бумагах, — продолжал нудно блеять Рауль, — упоминался информатор Ману. Я уверен, что именно он выдал нашу школу в долине Майпу.
— Ты копии с документов снял? — внезапно спросил Ману.
— Э-э-э нет, я запомнил, — заметно побледнел Рауль.
— Товарищи, это навет! Все знают, что моя девушка отвергла Рауля, вот он и мстит!
Последние слова Ману потонули в криках. Вася настороженно переглянулся с Габриэлем, он кивнул, и сопровождавший его милисиано после пары слов на ухо скрылся за дверью.
Вася прослушал еще парочку свидетелей, но с его точки зрения, доказательства были не ахти, тем не менее, председатель довел заседание до приговора и даже удалился с помощниками «для совещания». Сжавший зубы Ману презрительно уставился на Рауля, тот попытался пересесть подальше и вообще снял очки.
Вердикт вынесли минуты за три — виновен, расстрел. Половина встретила его радостным гулом, половина промолчала. Однако, когда торжествующий председатель приказал увести Ману, вмешался Вася.
— Отставить!
Собрание замерло.
— Не так быстро, товарищи. Во первых, здесь действует распорядок партизанской школы и он никаких «трибуналов» не предусматривает. Во-вторых, вы в Боливии, и здесь действуют боливийские законы. Поэтому никто никого не расстреливает, подсудимого передаете отделу внутренней разведки, и уже там, после проведенного расследования, вынесут решение. Возражения есть?
Простые слова вызвали настоящую бурю — чилийцы повскакивали, Рауль даже опрокинул скамейку.
— Это наше внутреннее дело! — выкрикнул председатель.
— Вы курсанты школы континентальной герильи. Здесь так не делают!
— Увести и расстрелять! — приказал председатель конвою.
Вася встал между столом и Ману, положив руку на кобуру:
— Никто никого расстреливать не будет.
К нему рванулись несколько человек, на ходу доставая оружие. Кто кого первым толкнул в свалке и не разобрать, но через секунду вскипела драка и Вася, получив увесистый удар под ребра, взревел и принялся
Подготовки и умений у касика хватило на пятерых, когда над ухом у него грохнул выстрел.
Рауль, с белыми от ужаса глазами, держал двумя руками пистолет и жал на спуск. Вася успел проститься с жизнью, но время застыло, пауза тянулась и наконец пришла спасительная мысль «Осечка!»
Была там осечка или нет, но в торец Раулю Вася засветил со всей пролетарской ненавистью.
— Стоять! — раздалось от дверей, где к Габриэлю присоединился комендантский взвод, очень вовремя приведенный посланным милисиано.
— Стоять! — и команду подтвердил залп из трех винтовок.
С потолка посыпалась труха и щепки, миристы понемногу приходили в себя, комендантские разоружали их по одному и строили в колонну.
— Вся группа отправляется под арест за нарушение дисциплины! — громыхнул Габриэль.
— На неделю, — мстительно добавил Вася. — А с зачинщиками будет отдельное разбирательство.
Комендантские увели всех, включая Ману, но Вася выдернул председателя — пойдем, выйдем, поговорим. Сразу за углом касик сгреб его за ворот и припер к бараку, пристукнув затылком о стену, да так, что у чилийца клацнули зубы.
— Ты что творишь, гад? Кто дал тебе право судить и расстреливать, а?
— Товарищ Амару! Но это же предатель!
— С такими доказательствами кто угодно будет предателем, хоть ты, хоть я, — Вася отпустил ворот курсанта. — Не хватало нам еще расстрелов из-за сведения счетов!
— А что делать? — насупленно возразил председатель, поправляя форму. — Тюрьму устраивать? «Революционная тюрьма» даже звучит идиотски.
— Ты про советских партизан знаешь? — успокаиваясь, спросил Вася.
— Ну… читал…
— Так вот, в партизанском крае в Белорусии не то что тюрьмы, а целых восемь райотделов НКВД работало. Понимаешь? Кругом война, а закон и порядок должны быть!
— Но революционная целесообразность…
— Вы с этой чертовой целесообразностью и собственным разгильдяйством распугаете всех союзников и нейтралов.
— У вас странные взгляды для революционера, товарищ Амару.
— Если, как вы, считать революцией беготню с пистолетом, то да. Но революция это новый мир. Строительство, а не уничтожение. И дисциплина, строжайшая дисциплина!
— Но за что под арест???
— Обдумать свое поведение. И написать рапорт товарищу Габриэлю о происшествии. Завтра же.
Вася сдал председателя комендантским, присел у стенки и задумался. Надо это внутреннее насилие пресекать. Пусть это звучит по-поповски, но насилие разлагает душу, тащит человека вниз, превращает из революционера в безыдейного боевика, а затем и в бандита. И это, кстати, еще одна причина, по которой нужно партизанскую войну выигрывать быстро, не давая сформироваться привычке к насилию. Партизаны должны быть гарантом ненасильственных действий, а не основным драйвером.