Венский бал
Шрифт:
– А теперь разойдитесь, – сказал он напоследок. – Каждый идет своей дорогой.
Он повернулся и медленно побрел, обходя ресторан, в сторону Музея XX века.
Разинув рты, мы стояли с листовками в руках. Я уверен, что каждый из нас иначе представлял себе первую встречу. Мне она рисовалась с пивом, стрельбой и взрывами смеха непобедимых воителей. А мы молча застыли на месте, точно апостолы при виде исчезающего в облаках воскресшего Спасителя. Когда красная бейсболка скрылась за поворотом, Файльбёк объявил, кто вслед за кем должен прийти на следующую встречу. Сам он высказал желание явиться первым. За ним идет Бригадир. Потом – Пузырь, Панда, я и Жердь.
И все же с того вечера начался отсчет какой-то иной жизни. Меня насторожил порядок очереди, вроде бы с ходу сочиненный Файльбёком. Это сильно смахивало на установление новой иерархии и сказалось на моих отношениях с Бригадиром, хотя я не мог точно сказать, в чем именно состояла перемена. Сейчас, задним числом, я понимаю в чем. Может, конечно, Файльбёк поставил Бригадира сразу после себя из благодарности за прекрасные деньки в Раппоттенштайне, но уже в тот апрельский вечер я почувствовал себя объектом бдительного внимания Бригадира.
Через два дня мы встретились на развалинах Нового здания. Вы знаете, что это такое? Название обманчивое. На самом деле это – пустующий старый замок, который несколько лет назад дети превратили в кучу мусора и золы. Городские власти не знали, что делать с этими разрушенными постройками. Нижайшийобнаружил под развалинами вполне сохранившееся подвальное помещение. Когда, сунувшись в развалины, я не знал, куда идти дальше, из-за какого-то уступа появился Панда. Он отвел меня в подвал, где вокруг свечей сидели Нижайшийи еще четверо наших. Волосы у Нижайшегобыли заплетены сзади в большую косицу. Панда подсел к остальным, а я вышел, чтобы дождаться Жерди. Он принес коробку баночного пива.
Нижайшийего спрашивает:
– Ты не прочитал листовку?
Тот бормочет:
– Но мы же не мормоны.
– Нет, не мормоны. Но теперь мы редко будем собираться и каждый раз в новом месте. Голова должна быть ясной. Армагеддон не простит самой ничтожной ошибки.
Нижайшийопять нарисовал на мизинце две восьмерки. Он обошел нас по кругу, сцеплял свой мизинец с мизинцем каждого из нас и каждого целовал в щеку. Потом он сказал:
– На наших собраниях я буду говорить обычным языком. Но всюду, где нас может услышать чужое ухо, я – американец. К этому вам придется привыкнуть.
Он сунул руку в карман джинсов и начал ходить взад и вперед внутри нашего круга. Затем остановился и продолжал:
– Если кому-то из вас понадобятся деньги, он может получить их у меня. Сумма не имеет значения, если это не идет вразрез с высшим правилом поведения. А оно гласит: стиль жизни не должен привлекать к себе внимания. То есть никаких долгов. И в то же время никакой явной роскоши, никаких дел с полицией, никаких конфликтов на работе. Второе правило – не корешиться с посторонними. Третье правило – трезвая голова и отличная физическая форма, что не допускает никаких вредных пристрастий. А отсюда четвертое: не надо резко порывать с прежними привычками, которые не отвечают этим правилам, их надо изживать постепенно, но неуклонно.
– А это обязательно? – спросил
Нижайшийуперся в него долгим взглядом и, не ответив на вопрос, продолжал:
– Мы клятвой связаны друг с другом на всю жизнь. Однако не сумели сохранить в тайне Движение друзей народа.Его запретили. В знак того, что старая клятва остается в силе, отныне будем называться Непримиримыми.
Он достал из заднего кармана смятый лист бумаги. На нем была написана клятва, которую мы дали в Раппоттенштайне. Правда, с одной поправкой: вместо Движения друзей народатам стояло слово «Непримиримые».Он передал листок Файльбёку и сказал:
– Прочитайте клятву еще раз, повторяя про себя каждое слово. Тот, у кого есть какие-то сомнения, пусть уйдет и больше не попадается нам на глаза. Если он будет молчать, с ним ничего не случится.
– А как же Сачок и Профессор? – спросил Файльбёк.
– Никаких контактов с ними, – ответил Нижайший. – Когда Армагеддон закончится победой, они будут освобождены. Если бы мы их освободили сейчас, это было бы полным провалом. Тогда всем пришлось бы лечь на дно, а это – дело безнадежное. Полиции слишком много известно про нас.
Файльбёк протянул листок следующему. Я хоть и запомнил все пункты клятвы, дословно воспроизвести их не могу. Когда текст прочитали все, Нижайшийуказал рукой на выход. Я ожидал, что кто-нибудь встанет и навсегда выйдет из нашего круга. Мы переглядывались. Кто бы это мог быть? Но никто не поднялся. Нижайшийпотушил все свечи, кроме одной. Мы сгрудились вокруг нее и положили руки на плечи друг другу. Мы соприкасались склоненными головами. Не знаю, случайно ли это получилось, но я оказался слева от Нижайшего.А справа от него стоял Файльбёк. Нижайшийсильнее налег на мое плечо и сказал:
– С этой минуты я один из Непримиримых.
Мы повторили хором:
– С этой минуты я один из Непримиримых.
Снова послышались слова Нижайшего:
– Клянусь солнцем, дарующим мне свет.
– Клянусь солнцем, дарующим мне свет.
Так мы произнесли клятву до конца. Нижайшийзнал ее наизусть.
Он взял листок за кончик и поднес к свече. Затем поднял загоревшуюся бумагу, а когда она почти исчезла в пламени, выпустил ее из рук и поймал почти истлевший лоскуток, словно перо в воздухе. Он растер ладонями пепел и передал его Файльбёку. И каждый из нас протягивал соседу свою почерневшую руку. Нижайшийзаключил ритуал словами:
– Ничто на свете не в силах разрушить этот союз. Армагеддон даст ему вечную жизнь.
На этом наша встреча закончилась. А что значит Армагеддон – открылось нам далеко не сразу.
Напоследок Нижайшийсказал:
– Уходим отсюда в обратной очередности. И не забудьте вытереть руки о траву. Первое правило – не привлекать к себе внимания.
Когда Жердь ушел, мы заговорили про прежние дела.
– Полиция все перевернула вверх дном, – сообщил Бригадир. – Хай-тек-салон похож на свалку, только под крышей. Но приборы не конфискованы. Если что понадобится, я могу притащить.