Вепрь

Иванников Николай Павлович

Тонечка недоумевала. У нее появилось предчувствие чего-то необыкновенного.

— Я опять ничего не поняла, — проговорила она жалобно. — Поясните, Володя, если не трудно.

— Поясняю, — с готовностью отозвался Вепрь. — Дело в том, Тонечка, что наша компания решила открыть свой филиал в вашем районе и довольно долго подыскивала помещение под офис. Выбор пал на ваш дом, учитывая его удобное месторасположение, и на вашу квартиру…

— Квартиру? Мою квартиру? — Хозяйка залилась звонким смехом. — Ну вы даете, Володя! Ничего умнее вы не

могли придумать? Я понимаю ещё, если бы это было какое-нибудь административное здание, Дворец культуры или институт какой-нибудь… А тут ведь жилой дом не первой свежести, тесная конура, пятый этаж… Зачем вашей фирме понадобился пятый этаж, Володя? Не было других вариантов?

— Эх, Тонечка, я тоже так считал, пока не взялся за эти поиски. Вариантов было множество, но все они один за другим отсеивались. То бабулька упрямая, не хочет никуда переезжать, то просто боится обмана, то мы сами боимся обмана — вы ведь знаете, наверное, сколько сейчас совершается преступлений на этой почве? Вот мы и сомневались. Так что в нашем списке вы остались последней, Тонечка. И я прошу вас, тщательно подумайте, это очень выгодное предложение. Обмен ваших двух комнат на наши три в центре в новом доме без всякой доплаты, а даже наоборот.

— В каком смысле наоборот? — недоверчиво спросила хозяйка.

— В том смысле, что, в случае вашего согласия, наша компания предоставляет вам карточку, которая подтвердит ваше право на приобретение в любом из своих магазинов автомобиля с тридцатипроцентной скидкой. Если же вас не интересует автомобиль, вы можете продать эту карточку любому лицу или же обратно компании.

Тонечка ошарашенно покачала головой:

— Да-а, это действительно выгодное предложение. Мне даже не верится.

Вепрь коротко пожал плечами:

— Всё очень просто. Каждому в жизни даётся шанс. Одни его используют, другие предпочитают не связываться. Это ваш шанс, Тонечка. Я ни в коем случае вас не тороплю, подумайте, посоветуйтесь с мужем, с детьми… Ведь у вас две дочери?

— Две, — вздохнула Тонечка. — И к обеим уже парни ходят.

— А комнаты только две, — подбросил дров в огонь Вепрь, поднимаясь с кресла. — Пожалуй, мне пора. А вы подумайте тщательно, Тонечка, не торопитесь отказывать. Я вам завтра перезвоню или лучше наведаюсь.

— Завтра воскресенье, — напомнила Тонечка.

Вепрь только развёл руками.

— Что ж, мне приходится работать и в воскресенье, — он подошел к двери и взялся за ручку. — А вы ведь никуда не собираетесь завтра уезжать?

— Да куда мне уезжать, вы уж скажете, Володя! — Тонечка всплеснула руками. — Кормёжка, стирка, уборка, снова кормёжка.

— Тяжела женская доля, — Вепрь почти переступил порог, но в последнее мгновение передумал.

— Да, я забыл вам сказать, — он подошёл к хозяйке почти вплотную и, взяв пальцем за подбородок, приподнял ей голову. — Вы чертовски привлекательная женщина, Тонечка.

Та игриво хохотнула:

— У меня ведь муж, Володя.

— Ему повезло, —

сказал гость серьезно и поцеловал её прямо в горячие мягкие губы. Она ничуть не была против, даже наоборот — Вепрь почувствовал, что ему начинают отвечать, а ещё через несколько секунд оказался в железном кольце Тониных рук.

Потом они наконец оторвались друг от друга, тяжело дыша. Вепрь вытер губы.

— Ничего не осталось, — переводя дух сказала Тонечка. — Я без помады.

— Ты прелесть, — единственное, что Вепрь нашёлся ей сказать. — Но мне пора.

«Какая досада, что тебя угораздило стать женой Валерия Курженко, — думал он, разглядывая надписи на стенах. — Ни за что ни про что угодишь под жернова моей мести. Хотя какого черта? Я знаю тебя всего лишь несколько минут, нас связывают пара слов, стопка фотографий и один поцелуй в прихожей. Судя по всему, ты первостатейная стерва и ткнуть мордой в дерьмо тебя следовало еще много лет назад. А потому заранее извини за неудобства, которые я причиню тебе в ближайшем будущем…»

Подростков у подъезда уже не было. После них остались только плевки на асфальте, раздавленные окурки да фантики от жевательной резинки.

Выглянув из-под козырька подъезда на хмурое, обиженное на весь свет небо, Вепрь раскрыл зонт. Вернувшись в машину, он первым делом созвонился по мобильному телефону с Шершнем и без всяких преамбул заявил:

— Мне нужно, чтобы ты раздобыл для меня сведения об одном человеке… Да, конечно же, это я, а кто ещё может просить тебя о подобной услуге? Так вот, бери ручку, бумагу, записывай: Трохин Вениамин Андреевич, пятьдесят шестого года рождения… Да, это все, что у меня есть. Кроме того, разве что в семьдесят пятом он проживал где-то в Заречном вместе со своими родителями.

— А тебе известно, что в семьдесят пятом я ещё пешком под стол хаживал? — поинтересовался Шершень.

— Ну-ну, Олежа, ты же всегда был работящим мальчиком. Не ленись, сделай это для меня.

Шершень вздохнул:

— А куда деваться? Как срочно тебе это надо?

— Чем скорее, тем лучше. Завтра я, может, попрошу тебя ещё об одном одолжении, но это ещё не совсем точно.

— Хорошо, я немедленно принимаюсь за дело.

— О'кей.

Убрав телефон в карман, Вепрь завёл двигатель.

— А я пока займусь третьим, — произнёс он вслух.

* * *

В Городе и в его окрестностях вступала в права осень. Солнце ещё карабкалось поближе к зениту, но летнего тепла уже не было, и зябкие утра, серое небо, начавшие желтеть листья — все неумолимо напоминало: лето прошло.

В душе Славянки осень царствовала уже давно и прочно. Из уличной девчонки, роль которой ее всегда устраивала, она превратилась в содержанку. Сперва жила от щедрот Круглова, потом бегство, теперь существование на содержании у Антона Малышева — этот образ жизни ее просто бесил, и, чтобы бешенство не выплеснулось наружу, в один прекрасный день она просто запила.