Верь только мне
Шрифт:
—Рассказал сразу! Я не мог допустить, чтобы два сердца разошлись только потому, что чье-то третье вмешалось. Да вот только не учел, что ты еще не в себе был, родной. Прости старого.
—Ахмад! — чувствую придурковатую улыбку на лице. —Я говорил тебе, что люблю тебя?
—О любви не обязательно говорить, когда мы ее чувствовать способны.
Глава 53. Вильгельм
Ношусь по комнате, не в силах совладать с эмоциями. Ловлю свое отражение в тонированном стекле
Рвано дышу и улыбаюсь себе какой-то маньяческой улыбкой. Подхожу вплотную и прижимаюсь лбом к прохладному стеклу, мое дыхание оставляет круглый запотевший след.
Поверх рисую пальцем несвязные узоры, стараясь успокоить мысли.
Олень! Глупый доверчивый Олененок! Чего она наслушалась? Кому она поверила?
Озарения в моей голове запускают необратимый механизм.
Ее хлесткие слова о том, что она не любит меня, и в то же время ее глаза, которые молили обнять. То, как бережно она гладила меня в клинике и как плакала, и ее резкое исчезновение. То, как она бежала ко мне навстречу в день взрыва и то, как поспешно уехала из города.
Боги….
Башка перегревается, пытаясь выкопать из-под тонны земли воспоминания, которые я так тщательно зарывал внутри себя.
«Если любишь — отпусти!» — я ведь знал! Знал, блядь!
Что мне оставалось делать, когда любимый человек твердо отказался от меня? Конечно, поверить в эту чушь и сбежать!
Я дебил.
Я дебил?
Я дебил! — заключаю.
Из меня вырывается нервный смешок. Пограничное состояние между облегчением и безысходностью.
Сколько же всего ты натерпелась, Олененыш? Мало того, что парень — недалекий пень, так еще и родственнички подсуетились. Тетя, отец. ОН ведь тоже упоминал о том, что она «несносная», значит что-то произошло.
Тетя Миля, добродетель, мать вашу! Наш с ней разговор ранее этим вечером недостающим пазлом складывается в единую картину. Она просто вытравила Олененка из моей жизни. Вершительница судеб.
Злюсь страшно! Нет, мазафака, я в ярости! Но вместе с тем, с моей морды не сползает остервенелый оскал. Не могу объяснить этот феномен, возможно, последствия защемления от вывиха плеча, но при мысли о том, что Виолетта оставила меня не по своей воле, на моей морде автоматически натягивается улыбка.
Сердце наяривает в своем собственном ритме, практически несовместимом с жизнью. В теле гуляет жажда действий, что я мог бы голыми пятками по снегу несколько тысяч километров к ней пробежать. Прямо сейчас.
Однако, сегодня Рождественский сочельник — я не то что никуда не улечу, я даже такси от гостиницы не вызову.
Благо, мне есть чем заняться. Настроение, знаете ли, поднялось! На праздник даже захотелось.
—Семья! — объявляю неестественно громко, заставляя все ближайшие столики обернуться на нас. —А вот и я! К семейному Рождеству готов.
Друзья
—Как настроение? — широко улыбаюсь сидящим.
—Отлично, родной, отлично! — подхватывает тетя. —Ты как раз вовремя.
И она права, поскольку к нам приближается официант с заказанными блюдами на блестящих тарелках.
—Чего заказать тебе выпить? — спрашивает Пауль.
—Оооо, я сегодня в особенном расположении духа, так что возьму, пожалуй, воду с газом! — щелкаю пальцами в нетерпении.
—Кхм, Вильгельм, смотрю, свежий воздух, пошел тебе на пользу, — любезно замечает друг семьи.
—Не то слово! — панибратски хлопаю его по плечу, хотя бедолага ни в чем не виноват. Но вы уже запомнили, что если меня понесло, то лучше не стоять на пути. —Погода сегодня радует!
—Итак, друзья мои! — перехватывает инициативу тетя, —Сегодня самая главная ночь в году. Хочу пожелать всем нам благополучия, радости и здоровья! И, конечно, чтобы наши самые родные и близкие всегда были рядом с нами.
—Prost!* — подхватывает подруга тети.
—Prost! — подхватывают все.
Педантично простукиваю своей водой каждый из поднятых бокалов и на всякий случай чокаюсь с семьей за соседним столиком.
—Классное пожелание, теть Миль, — откидываться на стуле. —Уточнить хочу только: а что такое наши родные и близкие?
За столом прокатывается смех, мол, глупыш философские вопросы задает.
—Это те, кого мы любим и те, кто любит нас, — отвечает, как ребенку.
—Ммм, интересно, — прикладываю руку к подбородку. —А кто принимает решение о любви?
—Вилли, солнышко, ты очень интересные темы поднимаешь, — тетя растерянно улыбается, натыкаясь на удивленные взгляды друзей, которых начало смущать мое поведение. —Однако думаю, мы можем поболтать о них завтра утром на прогулке, а сейчас….
—И все-таки, — перебиваю с наигранным дружелюбием. —Кто принимает решение, кому кого любить, а кого нет?
—Эээ, ну… Люди! Встречаются, влюбляются, женятся, — спешно перечисляет она, в наивной попытке отделаться от моих расспросов.
—Интересно. А третьи силы могут воздействовать на любовь?
—Если любовь сильная, то никакие третьи силы не властны, солнышко, — тетя пытается сохранить лицо.
—А если третья сила, это твоя родственница, которая решила, кого тебе можно любить, а кого нельзя, и организовала расставание? — прищуриваюсь батиным фирменным взглядом. Пусть он мне не отец, но кое-что полезное я от него все же перенял.
—О чем он говорит, Эмилия? — Пауль пристально смотрит на тетю.
Она только поджимает губы:
—Прошу меня извинить! —убирает с колен салфетку и порывается встать из-за стола.