Вера и рыцарь ее сердца. Книга вторая. Блажен кто смолоду был молод
Шрифт:
– Ух, ты! – пронеслось эхом в классе, потом опять наступила тишина.
Верины щеки заполыхали, а Марина, смертельно побледнев, опустила глаза.
– Это правда? – спросила Светлана Васильевна, повернувшись всем корпусом к Вере, но та не отвечала.
– Пионерка Шевченко, скажи нам правду! – настаивала учительница, уже теряя терпение.
Внутри у Веры что-то оборвалось, ей не хватало воздуха для дыхания, но она не поддавалась желанию упасть в обморок. Сквозь пелену тумана доносилось шушуканье разволновавшихся пионерок, которые теперь с завистью смотрели то на Веру, то на Марину, девочкам очень хотелось узнать подробнее о
Смотреть на фотографии с обнаженными женщинами для Веры было тоже волнительно. Они тоненькой стопочкой лежали рядом с семейными альбомами на книжной полке. Марина показала эти фотографии Вере, словно в них не было ничего особенного. Но это было не совсем так. Женщины на фотографиях имели такие красивые тела, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Стройные ноги, длинная шея, округлые груди. Особенно Вере очень понравилось то, что ее собственная грудь была гораздо меньше, чем грудь этих белокурых красавиц. Одного Вера не понимала, зачем эти красивые дамы фотографировались без одежды, хотя сами стояли в туфлях высоких каблуках, когда босиком они бы выглядели более одушевлённо? Вот этим непониманием и поделилась она со своей тайной подругой Ириной по дороге домой, за несколько дней до нынешнего пионерского сбора.
Шушуканье в классе нарастало, а Вера никак не могла сделать правильный выбор: или поступить по-человечески или по-пионерски. Разные мысли лезли ей в голову, одна за другой, и выбрать из них правильную девочка не могла.
– Как я много болтаю! – пыталась Вера про себя рассуждать разумно, – Но, что я сделала плохого? … Это женщины поступали плохо, что снимались без одежды, … но они взрослые, им можно. Я возьму свои слова назад! … Нет, я лучше буду молчать, как рыба! … Нет, я скажу правду, как пионерка! … И что? Ты подставишь Марину, и ее исключат из пионеров! … О, что же мне делать? …
В какой-то момент, классная комната и все присутствующие в ней представились ожившей картинкой, с которой Вера воображаемой резинкой уже стирала себя саму и Марину, но … реальность оставалась реальностью, реальность нельзя стереть, ее нужно прожить, а это – жестоко!
– Шевченко, мы ждем от тебя правды!
Светлана Васильевна двумя пальцами подняла опущенный подбородок притихшей девочки, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Ну, говори же! Ты видела этих голых женщин? Ты ведь знаешь, что смотреть такие фотографии не достойно для пионерки?! – прошипела учительница ей в ухо. Потом она уверено развернула девочку к классу на обозрение, чтобы той стало стыдно, и сама отошла к окну. Вера смотрела в пол, на нем лежали бумажки и чье-то поломанный карандаш. Она прекрасно слышала раздражение в голосе учительницы, которому ей следовало бы повиноваться, но молчала.
– Хватить отпираться! Значит так, ты смотрела эти фотографии голых женщин и это скрыла от твоих товарищей! Вы с Семеновой занимаетесь в тайне грязными делами?
– Д-д-а, – заикаясь, произнесла Вера.
Весь мир потерял краски и стал черным.
Почти полгода страдала девочка после этого внеочередного собрания. Она перестала улыбаться, и в школе говорила только по необходимости. Дома Вера чувствовала себя лучше, но, совершенное ею предательство жило в сердце и не позволяло девочке радоваться солнечному дню или хорошей оценке. Даже шипящее на сковородке чуть подсоленное масло, которое после приезда из Барнаула всегда улучшало
Выход из угнетенного состояния Вера нашла в чтении книг из маминой библиотеки. Чтение помогало девочке не думать о своей жизни, а чтение в прикуску с бутербродом стало ее самым любимым занятием. Хорошо, что мама теперь пропадала на работе и не мешала девочке жить жизнью ее любимых героев.
У Веры появились первая настольная книга «Динка». Динка, дочь революционера, стала для девочки самой верной подружкой. Вместе с ней она смеялась над ее детскими шалостями, вместе с ней она плакала взахлеб, когда читала о смерти маленькой дочери бедной женщины, которую та, когда уходила на работу, оставляла дома одну. Годовалая смешная девчушка сгорела в пожаре, вспыхнувшем от зажженной перед иконкой свечки.
– Какой жестокий боженька нарисован на иконке. Вместо того, чтобы защитить девочку, он ее погубил. Если бы портрет Ленина висел на стенке, то девочка жила бы себе и жила. Под портретом Ленина совсем не обязательно зажигать свечки, его и так хорошо видно со всех сторон, – думала Вера. Ей так хотелось что-то изменить в этой книге, она несколько раз перечитывала этот рассказ, но каждый раз девочка умирала, Динка плакала, а вместе с ней рыдала Вера, забывая свое горе.
С приходом зимы Володя брал дочь кататься на лыжах за городом, а после прогулки мама готовила вкусные воскресные обеда. Вера была благодарна родителям за то, что не лезли в ее душу с утешениями, но когда наступала ночь и она оставалась одна, то перед ее закрытыми глазами появлялась всё та же картина: темный класс и несчастные глаза Марины. Себя Вера в этом сюжете заметить не успевала, потому что начинала плакать, стараясь выплакать все слезы, но на следующую ночь их накапливалось еще больше.
После новогодних каникул Римма не выдержала такого печального положения вещей, и решила проявить родительскую активность.
– Вера, ты мне брось эту дурацкую привычку нюни разводить. Уже шесть месяцев прошло, а ты ходишь, как скисший огурец. Возьми телефон, позвони Марине Семеновой и извинись, как это положено нормальному человеку! – почти приказала она дочери.
– Мама, я не могу. У меня просто не хватит голоса. Я предательница, как ты меня еще кормишь? – пробовала сопротивляться Вера маминому вмешательству в ее личную жизнь.
– В тебе достаточно и разума, и голоса хватит, чтобы извиниться за содеянное зло. Хорошо, что Марину оставили в пионерах, и за это слава богу. Вера, а не кажется ли тебе, что ты эгоистка? Ведь Марине тоже не сладко оказаться носителем буржуазный идей?
– Мама, как ты не понимаешь? Предательство не прощают! Этого нельзя простить никогда!
– Да? Я же тебя прощаю, когда ты просишь прощения за свои нехорошие поступки. … Не хочешь звонить Марине, тогда звони Ирине, и скажи ей, чтобы она завтра же вернула книги в мою библиотеку!
– Мама, я лучше позвоню Марине! Но сначала я прорепетирую…
Репетиции не прошли даром, вскоре слова были подобраны, фразы отрепетированы. Набравшись мужества, Вера взяла телефонную трубку в руки, но вместо того, чтобы набрать телефон Марины, она принялась усиленно дышать, как будто собиралась нырнуть в морскую пучину. «Звони!» – приказала мама, и девочка не смогла ее ослушаться. Разговор был короткий. Марина вежливо приняла извинения и так же вежливо закончила разговор.
– Вера, идем кушать. Я пельмени наварила. Зови всех к столу.