Вера, Надежда, Любовь

Кабардинская Любовь

Но, однажды, ранним утром, на «семерку» пришел седой, совершенно неадекватно ведущий себя солдат с соседней заставы – «восьмерки». На все вопросы, обращенные к нему, он отвечал, округлив безумные глаза, одно и то же: «Мертвые, везде мертвые…, все мертвые!»

На восьмую заставу выезжает УАЗ-469 с начальником седьмой заставы, капитаном Бойко, замполит Долгоруков, прапорщик Габардинский, солдат с рацией, для связи и УАЗ-469 медицинской службы, вызванный из отряда с медиком фельдшером Нелей Константиновой и санитаром срочной службы, куда напросились взять их с собою, Любаша и Оля, предлагая свои услуги помощи. Перед отправкой на границу, женщины проходят шестимесячный курс медицинских сестер, только при успешном зачете обучения, разрешена жизнь на границе.

Подъехали к сигнальной системе номер один, усела пыль, и стало понятно, что никто не встречает машины. Телефон молчит, ворота закрыты. Пока пытаются их открыть, набирая нужный код, в груди у Любаши, где-то глубоко внутри, на тонкой писклявой нотке появляется жуткий страх. Это чувство можно и не испытать, если все происходит мгновенно. Но, сейчас, в ожидании чего-то невероятного и неизведанного, страх на первой полосе. Наконец, ворота открыты, и мы проезжаем до первого поста.

У входа в КПП видны босые ноги, далее неподвижные тела двух солдат, глаза открыты. Лето в Туркмении жаркое, и вокруг уже летают большие, блестящие, зеленые мухи. Люба зажимает рот, чтобы не закричать и оборачивается к Нелли, которая стоит рядом и тоже смотрит на солдат. С первым постом все ясно и молчание на вызов по рации понятно, теперь нужно узнать, почему молчит застава. И мы отправляемся дальше. Любаша чувствует, что начинает трястись, появился холодный пот, состояние близкое к обмороку, со всех сил девушка сдерживает это чувство страха, перемешанное с ужасом. Застава встречает тишиной. Когда замполит открыл входную в казарму дверь, из груди его вырвался стон: к двери кинжалом приколот часовой, ноги волочатся по луже крови на полу, уже густой и черной. Дальше еще страшнее, в разных позах, в нижнем белье, лежат мертвые солдаты. Мы мечемся между ними, ищем хоть у кого-нибудь пульс, но все напрасно. Крови почти нет, только возле уха каждого запекшаяся струйка крови. Они убиты очень опытной рукой, специально обученных, профессиональных убийц, владеющих проволокой или ножом, гораздо лучше пистолета. Куда бы мы ни кинулись, везде трупы. Мертв начальник заставы, совсем еще юнец, два месяца, как прибыл на место службы после училища, убит замполит, его жена и дети, мертв, прапорщик и его семья тоже. Не в силах далее выносить эту жуткую картину женщины плачут навзрыд, всхлипывая и размазывая по лицу осевшую пыль, ставшую грязью. Как ужасна картина смерти и как она бессмысленна.

Целую неделю, Любаша не может прийти в себя, после поездки на восьмую заставу. Не может спать ночью, сон улетучивается от малейшего шороха. Очень часто появляется картина мертвецов в белом. Каждый день, ближе к вечеру, хочется закричать мужу:

– Я завтра уеду. Я больше не могу! Мне просто страшно. – А как же он один? – Думает она и остается. Через три дня Габардинские узнают, почему произошла эта трагедия и Любаше сразу становится спокойнее, у нас этого не повторится. А произошло вот что:

Жители Ирана много лет подряд пасли скот на нашей территории, перегоняя его через мелкую речушку «Тедженку». Старый начальник заставы не обращал на это никакого внимания, но вот появился новый, и переговорив со старейшиной иранского городка, запретил пасти скот на нашей территории. Старейшина взмолился подождать до осени, объяснил, что пастбища перепаханы, других мест для выпаса нет, и у жителей безвыходное положение, что бы он не предпринимал, они будут пасти скот именно там. Так и произошло в дальнейшем. Опутал начальник участок проволокой – порезали и пасут, сделал колючие стойки – изломали и пасут. Вот тогда-то и была им совершена роковая ошибка, стоившая многих человеческих жизней. По приказу начальника заставы привезли из города путающуюся колючую проволоку, ночью утопили ее в реке на месте брода, да так, что и видно не было. Утром, ничего не подозревавшие иранцы, как обычно, погнали скот и лишились его. А потом настала ночь, последняя ночь для жителей заставы. Лишь один солдат остался жив, наказанный, на кухне он чистил картофель. Увидев мелькающие тени, заподозрив что-то неладное, он спрятался в котел, засыпав себя очистками. Это он седой и безумный, пришел на седьмую заставу. Сколько горя принесла людям принципиальность одного человека. Ведь он прав и не прав одновременно. У нас это не может повториться потому, что в нашей фисташковой роще тоже пасется иранский скот, переплывая Тедженку, но Бойко не обращает на это внимания и систему перенес за рощу.

Больше года отдано службе на седьмой заставе и наконец-то мы перебираемся в пограничный отряд поселка Каахка. В отряде много семей офицеров, гораздо больше женщин и первые месяцы у Любаши просто не закрывался рот, она не могла наговориться. Веселая и общительная по натуре, она сильно испытывала дефицит общения на заставе. А жизнь брала свое, дарила радости, минуты счастья, исполнялись мечты, набегали и уходили испытания. Худенькая, стройная с копной каштановых кучерявых волос, круглолицая и зеленоглазая, с отдаленными признаками азиатских кровей, Любаша быстро и активно влилась в коллектив отряда. Кроме общественной работы, нашлась для нее работа и по существу. Она преподавала физику в школе рабочей молодежи при хлопкоперерабатывающей фабрике поселка. Иногда, когда болел учитель физики в дневной школе, она с удовольствием подменяла его работу. Старалась демонстрировать больше опытов ученикам, чтобы у них появлялся интерес к предмету. Однажды, рассказывая и показывая принцип работы камеры сгорания в ракете, она попросила рослого и сильного паренька из класса накачать воздухом резиновую ракету на площадке возле школы, и, установив ее на старт, произвела пуск. Наверно мальчик действительно хорошо постарался, накачивая ракету – она очень быстро улетела и так далеко, что с тех пор ее никто и не видел, а Любе пришлось, оплатить стоимость пособия. В свободное время Габардинские занимались в ансамбле при клубе отряда. Саша играл на аккордеоне, а Любаша танцевала танцы. В ансамбле занимались самодеятельностью, как работники отряда, так и одаренные и призванные на срочную службу солдаты. Изредка, по большим праздникам, работники ансамбля выезжали с концертами по городам и другим отрядам туркменистана. Вот и сегодня импровизированные артисты, слегка уставшие, покачиваясь в мерном ритме при движении автобуса, возвращаются домой, после выступления в Ашхабаде. Проехали половину пути и как обычно, буднично, остановились размять ноги. Капитан Кисель, руководитель ансамбля, великолепно игравший на скрипке, объявил:

– Вынужденный привал. Уважаемые дамы и господа, мужчины – холмики налево, милые женщины – направо, сбор через 15 минут, сверили часики, время пошло.

Все шло обычным, давно отработанным ритмом. Кисель первым вышел их автобуса, первым зашел за холм и… увидел лису. Рыжая, с секунду смотрела на него, а затем юркнула в нору. Кисель обследовал холм, нашел еще один выход норы, представил на плечах своей жены роскошный

воротник и начал операцию «охота». У одной норы горят собранные сучья, сухая колючка, гребенчук. Шофер автобуса, солдатик, держит в руке палку, на которой висит ведро с бензином, периодически он черпает кружкой из ведра горючее и подливает его в огонь; у второй норы, с другой стороны холма, стоит Кисель с пистолетом в вытянутой руке, дожидаясь, когда же выскочит лиса. Между ними, ближе к середине холма, да простит меня читатель, сидит и кряхтит «по большим делам» старшина. Следует напомнить, что 15 минут иссякли, и женщины вышли на дорогу. И тут происходит неожиданное: ведро с бензином соскальзывает с палочки и падает прямо в огонь, бензин выплескивается на бедолагу водителя, отчего последний вспыхивает, как факел. С криком ужаса, горящий паренек бежит, и надо же такому случиться, прямо на старшину. Тот, несколько секунд смотрит на приближающийся объект, с надеждой, что солдат пробежит мимо, но, увы. Тогда старшина выпрыгивает из своих брюк, максимально одергивает рубаху и тоже устремляется в бега. Вся эта картина: горящий солдатик, бегущий за старшиной без штанов, привлекла внимание женщин на дороге, и они стали кричать мужчинам:

– Ну, сбейте же солдатика с ног, сгорит же парень!

Наконец, одному из артистов удалось сбить с ног водителя автобуса, а Габардинский накрыл его, принесенной из машины шинелью. Все собрались в кружок и с тревогой смотрели на затихшее под шинелью тело солдатика. Александр приподнял край шинели, на сослуживцев глядели черные, как смоль глаза водителя. Солдатик жив и почти не пострадал, это просто удивительно. Когда все сели в автобус и собрались продолжить путь, почувствовали, что ими никто не командует. Где же Кисель? Артисты высыпались из автобуса и дружно побежали к холму с норой. Кисель стоял на прежнем месте и держал в вытянутой руке пистолет. Смеялись все, очень дружно и громко. Кисель удивленно уставился на сослуживцев и долго не мог понять, что происходит?

Вскоре чета Габардинских отметила пятилетний юбилей их брака. В семье появился сын, Олег, симпатичный, кучерявый мальчуган. Александр возмужал, пополнел, выработал отличный командный голос и продвинулся по службе. Южная граница была самой неспокойной по всему Советскому Союзу. Восемьдесят процентов нарушений и происшествий на границе, приходились именно на ирано-афганский участок государственной границы. Очень часто, два, три раза в неделю, Александр уходил из дома по тревоге, и никто не мог знать, как долго продлится тревожная обстановка. Любаша привыкла к такому образу жизни их семьи, тем более, что теперь у нее была забота вырастить и воспитать сына. Но и веселиться ребята артисты умели. В последнее время придумали себе развлечение виде танца «канкан» из варьете. Одевались, конечно, соответственно: девушки – кружевные рейтузики, черные чулки, подтяжечки, пышные юбки; мальчики – котелочки, бабочки, смокинги. Что пошили сами, что нашли в реквизитах клуба. Играли музыку в ползвука и веселились. Но однажды, то ли по навету, то ли так вышло, застукал их танцульки командир отряда и пообещал тоже устроить для всех развлечение. И слово свое он сдержал: пришлось сверхсрочникам из клубных бежать кросс на пять километров со всем снаряжением, это: шинель скатка, оружие, патроны, фляга с водой, сапоги, каска и прочие принадлежности экстренной необходимости. После такого марафона клубная жизнь слегка приутихла. Тикало время, продолжалась служба в отряде. Много еще интересного и запоминающегося произошло в их жизни за эти пять лет. Может, стоит вспомнить поездку в близлежащий курятник, за яйцами, когда Габардинские с друзьями Моставщиковыми, Евгением и Татьяной, взяли служебный УАЗ-469, кучу заказов и десять ведер, под яйца. Сначала поездка удалась, они благополучно доехали до совхоза, выписали и загрузили в машину десять ведер яиц, но на обратном пути, решив сократить путь, попали в такыр, песчаное болото. УАЗ-469 постепенно и уверенно погружался в топь. Хорошо, что недалеко от места их погружения, рос гребенчук. Александр рубил его, а все остальные без остановки пихали ветки под колеса машины, до тех пор, пока, наконец, не вытолкали УАЗ из такыра. Было уже поздно и все так устали, что упали спать прямо на срубленных ветках у машины. Первой проснулась рано утром Любаша. Открыв глаза, долго не могла понять, почему все белым бело вокруг, а когда пригляделась, поняла, что это скорлупа от куриных яиц. И действительно все десять ведер были пусты, пока они спали, шакалы устроили настоящее пиршество. Мало того, что мужчинам досталось за чуть не угробленную автомашину, еще и ничего не привезли из поездки.

Или может, стоит вспомнить исчезновение солдата в горах, когда месяц все служащие отряда, офицеры и солдаты, искали своего сослуживца. Командование части запрашивало сопредельное государство, не ушел ли туда перебежчик, но ответ был отрицательный. Время было летнее, жарко. Воду для питья, на место поиска солдата, для военных, сбрасывали с вертолета в резиновых емкостях, но половина из них лопались при ударе о скалы, поэтому все изнывали от жажды. Только через месяц, уже вызванные из Ашхабада альпинисты нашли тело солдата в расщелине гор, и то, только ориентируясь на скопление грифов. Обстановка была снята и Александр вернулся домой. Все рубашки, что он брал с собою в тревожном чемоданчике, на выезд по тревоге, были твердыми от пропитанной соли.

Часть 4. Отдых

Все эти годы Любаша продолжает работать в школе, рождение сына Олега мало что изменило. Ребенок находился в яслях, иногда с отцом, а временами с бабушкой Александрой. В это лето, когда Олегу исполнилось четыре года, а у Любаши начался отпуск и наступили летние каникулы в школе, Габардинская с сыном и мамой поехали на два месяца к отцу Любы. Который, весной этого года в должности полковника пограничных войск, демобилизовался из армии по возрасту и работал на гражданке директором дома отдыха «Фирюза». Оздоровительный центр располагался в ущелье, среди заснеженных гор Копет-Дага. Местечко являло собой оазис. С гор сбегала река Фирюзинка, вокруг нее пышная растительность: вековые чинары, орешник, заросли ежевики. На вершине скалы, хорошо видимой, как с трассы на поселок, так и из дома отдыха, прямо из монолита скалы, высечен великолепный, огромный, гордый орел. Воздух хрустально чист. Прохлада ласкает тело, даже в самый жаркий день. Вдоль дороги к курортному месту орошаемые сады, где растут персики, груши, яблони, гранаты, алыча, абрикосы. Далее змейка дороги, вьется по фирюзинскому ущелью, узкому и извилистому асфальтированному шоссе.