Вера
Шрифт:
Строгие дети подземелий никогда не любили вычурности, пафоса и богатства. Им незнакома страсть по идеалу линий и причудливости узоров, им чуждо желание украшать и раскрашивать в безумные цвета свои жилища, как это ценится среди людей, лесных и лунных братьев-эльфов. Вы никогда не найдёте искусства архитектуры в доме любого эльфа, начиная с правящей семьи и заканчивая самым жадным из царских слуг. В мире темных эльфов всё носит строгий характер необходимости, а то, что выходит за рамки этого мировоззрения, никогда не приживается в быту дивного народа. Однако здесь, в Золотых Ручьях, чей-то древний эльфийский гений сотворил великолепные шедевры величия своей цивилизации.
Вдоль всего круга, опоясывающего палатки торговцев, средь которых бурлила хозяйственная жизнь, возле темнеющих проходов стояло шесть каменных фигур исполинского размера, возносящихся к самым сводами залы. Огромные изображения из белого камня глубин внушали торжественный трепет, ибо казались живыми на фоне застойных сумерек.
Первая статуя представляла собой женщину-эльфа, облачённую в длинную рясу с откинутым назад капюшоном,
По легенде это были вожди некогда разрозненных племён, которые под давлением тягостей и нужды объединились в единое царство, чем пресекли бесконечные братоубийственные войны. Именно здесь была вырублена огромная пещера, соединившая пути от каждой общины и со временем ставшая местом торговли и тесной связи племён. Увы, точных сведений о личностях правителей не сохранилось – лишь древние былины да песни несли в себе некоторую искажённую память об этих героях, но куда делись иные факты существования древних важных лиц подземной истории – неясно. Никаких потрясений, кроме Войны Сил и прибытия демонов, Подземное Царство не знало, причём пришествие людей для темных эльфов, чей дом – глубины земли, – прошло почти незаметно, но уже задолго до того времени многие, очень многие знания древности были утеряны. Особенно тогда, когда эльфы были вынуждены покинуть большую часть своих домов, вырванных затем вместе с Хароном далеко на север. Никто не знает, остались ли там живы кто из родственников, или погибли от сотрясений земной коры.
Кроме статуй, в Золотых Ручьях находилась одна скульптура, расположенная в центре площади. Несмотря на расстояние, её было отлично видно отсюда. Она была чуть меньшего размера, чем исполинские статуи вдоль круга, но куда более изящная: за километр можно было видеть её совершенные линии. Да, именно её, ибо прямо в середине Раста фун Мельябыл изображён идол темных эльфов – сама Истинная Тьма. Подземный народ издревле поклонялся этой непредсказуемой, а оттого манящей стороне мирового равновесия, хотя был очень миролюбив и не строил планы по завоеванию мира и распространению своей Истинной Веры, как их собратья по религии из Ордена Тьмы, коих, к слову, эльфы не выносили, и резали, если подворачивался случай. Темные эльфы скорее не верили во Тьму, а любили её всем своим скрытным сердцем, что проявлялось и в образе идола. Эта скульптура изображала прекрасную полуобнажённую девушку-эльфа, осторожно прислонившуюся красивыми крепкими бёдрами к большому валуну, символизировавшему сам мир – Теру. Она же, Тира, была незначительно прикрыта лёгкой вуалью, Таро, лоснившейся по нежным плечам и полной высокой груди, как бы пытаясь скрыть голую суть. Вуаль обозначала внешнюю оболочку мира. Все вместе они складывались в Тавро – Троицу Истинных Сущностей. Знак из трёх пересечённых линий искрился разноцветным огнём над головой идола, получаясь из поначалу казавшихся рассеянных лучей исполинских статуй, державших магические камни. Яркости знака хватало на сносное освещение Золотых Ручьёв. Что касается лиц статуй, то все были одинаковыми и бесстрастными, даже у самой красавицы Тиры. Эльфы объясняли такое решение, казавшееся на первый взгляд неудачей скульптура, особенностью своего верования, признавая за собой право на творение оболочки, но полностью отстраняясь от мира загадочного духа, творящего живую суть.
– Фуэста, Тира! Иль Мелья лаирен эст… – с вдохновением произнёс принц Ольвен, склонившись в низком поклоне. То же самое проделали его воины. У всех четверых в глазах искрилась нежность и беззаветная любовь. Доселе непроницаемое каменное лицо принца смягчилось лёгкой улыбкой удовлетворения.
– Иль Мелья лаирен фун эльвин эст, – проговорил маг и сделал лёгкий поклон головой. Эта фраза обозначала что-то вроде: да пребудет благо
– Разве она не прекрасна, мессир? – благоговейно произнёс Ольвен.
– Несомненно, мой принц, однако мой человеческий разум не сможет проникнуть во всю суть этого воплощения чистоты и гармонии, ибо только вы есть истинные дети Тьмы, – уверенно проговорил Даратас.
– О да, мессир, вы очень мудры, коль глаголете сии речи, – улыбнувшись, сказал принц.
Что ж, несмотря на свой немалый интеллект, Ольвен оказался чрезвычайно наивным и недальновидным, впрочем, как и все его собраться, в вопросах религии. Эта очень ранимая сторона души подземного жителя, которой при особом умении можно пользоваться и располагать к себе суровых жителей глубинного царства. Главное не спорить – иначе эльф может сильно разобидеться и всадить тоненький кинжальчик под рёбра, за что его никто не осудит, даже если это действо повлечёт за собой войну. А на самом деле в вопросах чистоты и гармонии темной разрушительной стороны бытия можно было очень сильно усомниться. Но пускай учёные споры останутся до лучших времён.
– Идёмте, мессир, нам нужно к моему отцу, – сказал эльф и двинулся вниз по склону.
В самом сердце хозяйственной жизни, кипящей суетой и заботами, всё было схоже с людскими рынками. Такие же грубоватые палатки, составленные из неотёсанных палок (и где только эльфы доставали древесину?) и накинутых на них кусков тканей, такие же зазывалы-торговцы, расхваливающие свой товар, пускай и на эльфийском языке, и множество желающих приобрести что-нибудь эльфов сновали туда-сюда. Единственное отличие состояло в том, что здесь в одном ряду и в одной очереди, могли стоять простые воины и благородные дворяне, обычные домохозяйки и дамы из высших сословий, причём никого отличить невозможно: все почти одинаково одеты, без каких-либо украшений и вычурных платьев. Строгие рубахи, штаны и плащи из грубого серого и чёрного материала, а также высокие сапоги, перевязанные лентами на голени и стопе. Вот, собственно и всё. Никаких излишеств. Всё строго и функционально. Хотя здесь могли бродить и сказочно богатые, по меркам эльфов, персоны, но чаще всё их богатство уходило на снаряжение родовой дружины и самих себя. Почему же дворяне не брезговали находиться среди обычной черни? Ну, тут опять же своеобразные традиции, в суть которых Даратас за многие годы общения с этим народом не особенно вникал за неимением времени, да и, собственно, особого интереса. Возможно, такой феномен общественных отношений был вызван тем же прагматичным отношением к жизни, когда лучше сделать всё самому, чем посылать слугу, который в чём-либо да ошибётся.
Пробираться сквозь толпу пришлось достаточно долго. Видимо, лицо царской семьи здесь также считалось за равного, и уступать дорогу принцу и его спутникам не особенно-то и спешили, на что, правда, Ольвен не обращал внимания. Он вновь надел маску беспристрастия и спокойно брёл, обходя неповоротливых прохожих, норовивших иной раз косо поглядеть на странного человека в своих владениях. Однако путь продолжался без происшествий, только от однообразных серо-черных пейзажей, составляемых как тканью палаток и одежд, так и самим полумраком пещеры, у Даратаса стало рябить в глазах. Несмотря на многочисленные в прошлом визиты в Подземное царство, он никак не мог привыкнуть к бедной палитре цветов, и, в конце концов, устав, снял острое зрения и призвал магию невидимого для других света, заплясавшего ярким колоритом тёплых оттенков на унылых очертаниях Золотых Ручьёв. Путь отряда лежал к высокому арочному проходу, рядом с которым стояла фигура женщины-эльфа со скипетром в руках. Кстати, стоит отметить, что аллегория власти принадлежала именно женщине, хотя царством управляли исключительно мужчины. Данная странность объяснялась тем, что истинная власть даровалось Тирой (образ которой в религии эльфов был исключительно женским) мужчине как обязанность, а не как право и привилегия. Кстати, отношение мужчин-эльфов к дамам было вообще отдельной темой, на которую можно писать многостраничные фолианты. Хотя на женщину и ложились тяжкие обязанности хозяйства, однако муж никогда не позволял себе грубостей и жестокости. Трепетное отношение к жене есть трепетное отношение к Владычице Тьме, нарушение которого влечёт за собой немедленную смерть.
Наконец отряд выбрался к нужному проходу и двинулся вглубь тускло освещённого коридора. Обычные факелы, прикреплённые к стенам через каждые пять-семь метров, уныло разгоняли темноту, прокладывая дорогу куда-то вверх. Примерно шагов через двести туннель разделился, одна часть которого теперь уводила вглубь, видимо, к жилым кварталам, а другая упиралась в тяжёлые, наглухо запертые каменные створки, близ которых несло караул четверо молчаливых стражей, похожих на своего огромного собрата в Золотых Ручьях. Завидев принца и путников, воины скинули красты на руки и изготовились для боя.
– О, братья мои, я пришёл с миром, – произнёс принц. Он специально говорил на человеческом языке, чтобы не обижать Даратаса. – Будет ли дозволено видеть сыну отца, подданным повелителя, а гостю хозяина?
– Да будет так, – рявкнули хором стражи, и, перехватив красты, положили их на плечи, предусмотрительно сделав несколько шагов в сторону.
Ольвен двинулся первым, затем Даратас, а позади сами охранники принца. Подойдя к одной из створок, Ольвен что-то тихо молвил на языке эльфов, причём так, чтобы Даратас ничего не услышал (без магии тут явно не обошлось), и толкнул дверь вперёд. Казавшаяся многотонной створка легко отворилась, приветливо маня путников в ярко освещённую залу Престольного Зала.