Вердикт: невиновен!
Шрифт:
–Адрес Щегловой у тебя есть? – обречённо спросил приятель.
–Само собой. В договоре забит, – гордо ответила я, перебирая бумажки в поисках нужной странички.
–Если что, я на связи, – вздохнул Борис, понимая, что проще уступить, чем спорить с одержимой идеей фикс женщиной. – Освободишься – позвони.
Я сказала «ага», кинула смартфон на соседнее сиденье и включила зажигание.
Дорога до Пряжска делилась на два участка – на территории Московской области имелось вполне приличное шоссе, а вот Тверская область, как по мановению волшебной палочки, превращалась в сплошные выбоины и колдобины. До усадебного дома
–Здравствуйте! Могу я видеть Юлю Щеглову?
Женщина улыбнулась и пошла по дорожке, вымощенной тротуарной плиткой, к воротам. В руке она держала ведро с пожухлой травой.
–Вы к Юлечке?
Стараясь не показывать своего беспокойства за жизнь девушки, я улыбнулась и коротко кивнула:
–Да, к Юле. Хотела с ней поговорить.
–А Юли сейчас нет, она в гости пошла. У неё через два дома жених живёт, Саша Нечаев, хороший мальчик. Юлечка скоро придёт, сказала, что ненадолго. Вы подождёте?
–Если можно, – в замешательстве ответила я.
Женщина шагнула в сторону, пропуская меня на участок, и заперла за мной калитку. Вернувшись к дому, она поставила ведро у крыльца и поднялась на веранду, делая приглашающий жест.
–Пойдёмте, я вас чаем напою, – радушно сказала она.
Я вошла в дом и села на предложенный стул между столом и плитой. Признаться, я ничего не понимала. Какой ещё Саша Нечаев, когда я лично знакома с женихом Юли, и зовут его Володя Мызин! Ох уж мне эти старушки, вечно они что-то путают! Веранда Щегловых служила хозяевам кухней. Кухня была застеклена и уютно подсвечена настольной лампой, но дырка в потолке говорила о том, что в доме не хватает мужской руки. На плите закипал чайник и варилась в большой кастрюле половинка курицы. В углу на тумбе стоял пузатый ламповый телевизор. Светился экран, передавали новости. Женщина открыла старенький холодильник и выложила на стол хвостик копчёной колбасы и остатки сыра. Достала из хлебницы свежий батон и принялась его резать тонкими ломтями.
–Будете бутерброд? – вежливо поинтересовалась она. – Колбаса не очень свежая, зато хлеб горячий.
–Спасибо, – думая о своём, откликнулась я. – Вы бабушка Юли?
–Ну да, – согласилась хозяйка. – А вы из Театрального института? Насчёт стипендии?
Понимая, что кто-то из нас сумасшедший, и это точно не я, я решила поговорить с кем-нибудь из вменяемых родственников Юли и покладисто согласилась:
–Ага, из Театрального. Могу я видеть Юлиного папу?
–Нет у Юли папы и не было никогда. Зачем вам её папа? – заволновалась женщина.
Окончательно сбитая с толку, я только и смогла, что пожать плечами и выдавить через силу первое, что пришло мне в голову:
–Просто хотела познакомиться. У нас здание старое, все родители оказывают посильную помощь институту, в деканате думали, Юлины родители нам тоже помогут.
–Ну что вы, какая от меня помощь! Я уже давно на пенсии. Мой Щеглов пять
На экране телевизора появилось здание Столичного гуманитарного университета, и похожая на мальчика журналистка начала что-то взволнованно говорить в микрофон. Увидев знакомое строение, я оживилась и попросила:
–Не могли бы вы сделать громче звук?
Женщина нашла на столе пульт и нажала на клавишу громкости. На веранде тут же зазвучал пронзительный голос журналистки:
–Профессор Черненко был убит в своей квартире. Обстоятельства его гибели выясняет следствие. По подозрению в убийстве задержан студент Столичного университета Владимир Мызин.
–Горе-то какое! – прошептала хозяйка, медленно опускаясь на стул. – Светлого ангела убили!
–Вы знали убитого? – мгновенно среагировала я, переставая чему-либо удивляться.
–Когда-то он очень помог моей дочери. Он спас Юлиной маме жизнь.
–А что с Юлиной мамой? Она жива?
–Нет, Эммочки уже нет. Моя дочь по недоразумению попала в тюрьму и там умерла от туберкулёза. Эмма не хотела, чтобы Пётр знал, что она больна. Он собирался на ней жениться. Дочка тоже любила Петра, но всё равно не отвечала на его письма, чтобы не ломать парню жизнь. И вот теперь Петю убили. У кого только рука поднялась? Мне тяжело об этом говорить. Может, чайку подлить? – Хозяйка смахнула набежавшую слезу.
Всё разом встало на свои места. Старушка – Нина Юрьевна, которая наняла адвоката Грачёва, чтобы защитить свою дочь! И не Лиза, а Юля была дочерью Эммы Глаголевой! Девица просто ловко водила меня за нос, рассказывая небылицы и прикидываясь кроткой овечкой.
–Да нет, спасибо, я, наверное, пойду, – поднялась я с места. – Если Юля у жениха, она может задержаться допоздна, а мне ещё возвращаться в Москву.
–Вы уж простите, что я ничем не могу помочь институту, – вздохнула Нина Юрьевна. – Давайте я вас провожу.
Женщина встала из-за стола и направилась в прихожую. Пока я надевала пальто, с трудом попадая в рукава, Юлина бабушка взяла с полки шкафа жёлтую вязаную шапку с двумя шерстяными косами, точно такую же, как у Лизы Исаевой, и озабоченно проговорила:
–Юля шапку порвала. Надо зашить, а то так и будет в рваной ходить. Такая уж она у меня – никогда ничего сама не сделает.
Отъехав от дома Щегловых, я схватила смартфон и принялась названивать Борису. Как только приятель ответил, я закричала не своим голосом:
–Ты где? В университете? Ты видел Исаеву?
–Ты что, Агата, я ещё в пробке на Сущёвке стою. Еле ползём. Буду в Лефортово через час, не раньше. Что-то случилось?
–Случилось! Эта маленькая дрянь Щеглова нас обманула, а мы её вообще как убийцу не рассматривали!
–Ну, у меня-то как раз были насчёт неё подозрения, – возразил кудрявый друг.
–А что же ты молчал? – кипятилась я.
–Ты же была в ней так уверена! – добивал меня Джуниор. – И как ты выяснила правду?
–Поговорила с Юлиной бабушкой, – призналась я. – Она и есть мать Эммы Глаголевой, вырастила Юлю одна, когда Эмма умерла в колонии от туберкулёза. Нина Юрьевна осела в Пряжске, вышла замуж, сменила фамилию и стала Щегловой, и муж дал Юле свою фамилию. Насколько я понимаю, Лиза Исаева в курсе дел своей подруги, поэтому Лизе грозит опасность. Боречка, умоляю, поторопись, ты всё же ближе к университету, чем я!