Вересковая принцесса
Шрифт:
Она прижала руки к груди и глубоко вздохнула, а из-за двери лилась прекрасная мелодия — он, ни о чём не подозревая, впервые за долгие годы позволил своей замкнутой душе излиться в звуках, а здесь его чистое имя выставлялось у позорного столба — и я не могла предупредить его, я должна была вытерпеть эту муку!
— Господин Клаудиус не уважает дворянство, он ненавидит его! — продолжала она. — Он, разумеется, не настолько влиятелен, чтобы суметь потрясти основы; но там, где он может помешать укреплению аристократии, он действует изо всех сил, да, именно в этом он не чурается лжи и обмана… Ваше высочество, в лице моего брата к жизни возрождён новый дворянский род и новая, твёрдая опора для фундамента высшей касты; потому что
Лицо принцессы внезапно побледнело как мел. Она предупреждающе подняла руку и показала на портрет Лотара.
— И почему вы хотели всё это мне высказать под защитой этих глаз? — выдохнула она совершенно изменившимся, хриплым голосом.
— Потому что это глаза моего любимого отца — ваша светлость, я его дочь!
Принцесса отшатнулась и оперлась о стол.
— Ложь, отвратительная ложь!.. Больше никогда не смейте этого говорить! — вскричала она — как ужасно исказилось милое лицо, как грозно поднялась рука! — Я не потерплю никакого пятна на его имени!.. Клаудиус никогда не был женат, никогда — это знает весь свет!.. Он никогда не любил, никогда — о Боже, не отними у меня этого единственного утешения!
— Ваша светлость…
— Молчите!.. Вы действительно утверждаете, что он забылся, этот гордый, неприступный человек?.. И если — Боже, ведь это неправда! — но даже если так, вы действительно собираетесь кичиться правами, которые получили благодаря минутной ошибке, а не любви?
С какой язвительной насмешкой произнесли эти слова дрожащие от боли губы!.. Шарлотта онемела от замешательства; но оскорбление, словно удар по лицу, вернуло ей самообладание.
— Он никогда не любил? — спросила она. — Разве ваше высочество не знает, почему он добровольно принял смерть?
— От внезапной меланхолии — он был болен; спросите любого, кто его знал, — пробормотала принцесса и закрыла рукою глаза.
— Да, он был болен, он сошёл с ума от отчаяния из-за смерти…
— Из-за чьей смерти? Ха-ха-ха!
Шарлотта вновь опустилась на пол и со слезами страха на глазах обняла колени принцессы.
— Ваше высочество, я заклинаю, выслушайте меня! — умоляла она. — Я уже зашла слишком далеко, чтобы повернуть назад. Я должнасказать правду, хотя бы ради моего брата, потому что я не могу допустить, чтобы вы остались во мнении, что мы незаконные дети… Лотар фон Клаудиус был женат — в тайном, но освящённом церковью браке он жил в «Усладе Каролины» — мы там родились.
— И кто была та счастливица, которую он так любил, что ради неё лишил себя жизни? — спросила принцесса с ужасающим спокойствием — она застыла как мраморная статуя, и слова беззвучным шёпотом падали с её губ.
— Я не смею выговорить её имя, — пролепетала Шарлотта. — Ваше высочество слишком немилостиво выслушали меня — мне нельзя заходить слишком далеко!.. Тот человек — она через плечо указала на дверь — не должен подозревать, что я знаю о тайне — мы и без того уже потеряли опору, потому что ваше высочество отвернулись от нас, преследуемых и покинутых… Я дрожу при каждом резком слове, при каждом звуке, опасаясь, что он может войти сюда… Я знаю, что вы не сможете спокойно услышать имя…
— И кто вам это сказал, фройляйн Клаудиус? — выпрямляясь, прервала её принцесса — последние слова Шарлотты пробудили в ней княжескую гордость. — Вы абсолютно заблуждаетесь, приписывая мою теперешнюю горячность чему-либо кроме безмерного удивления… Какое мне, в конце концов, дело до того, кто была эта женщина?.. Я не собираюсь вам доказывать, что я в состоянии очень спокойноуслышать её имя; и поэтому я приказываю вам назвать мне его!
— Ну что ж, я повинуюсь, ваше высочество!
…Она растерялась, гордая герцогиня! Она полагала, что сможет удержать на устах презрительную усмешку и запретить крови броситься в лицо, когда слово будет произнесено — и прозвучавшее сейчас имя молнией ударило ей в лицо! Она с помертвевшим взглядом прислонилась к стене и застонала, как будто ей в грудь вонзился нож.
— Это самый жестокий обман, когда-либо учинённый по отношению к сердцу женщины! — выдохнула она. — Фу, фу, как грязно и лживо!
Шарлотта кинулась ей помочь.
— Прочь! Чего вы хотите? — вскричала принцесса и оттолкнула руку молодой девушки. — Это демоны навели вас на дьявольскую мысль сделать меня, именно меня вашей поверенной!.. Уходите! Я возвращаю вам вашу тайну — я ничего не хочу слышать, ничего! Я могу, но никогда не пойду на то, чтобы помочь вам в ваших так называемых правах!
Она выпрямилась, но снова схватилась за стол.
— Будьте любезны позвать мою свиту — мне очень нехорошо! — повелела она тусклым голосом.
— Простите, ваше высочество! — вскричала вне себя Шарлотта.
Принцесса без слов указала на дверь, а сама опустилась в ближайшее кресло. Шарлотта пролетела через порог, и салон тотчас же наполнился спешащими к принцессе фигурами. И музыка прервалась резким аккордом — в салон вошёл господин Клаудиус.
— Меня внезапно настигла старая болячка, — сказала ему принцесса, бледно улыбаясь. — Сердце. Вы не предоставите мне ваш экипаж? Я не могу ждать, пока придёт мой.
Он поспешил вниз, и через несколько минут он уже вёл высокородную больную по лестнице. Она тяжело опиралась на него; но то, как она с ним прощалась, доказывало, что Шарлоттины обвинения ни в малейшей степени не повлияли на её глубокое уважение к нему.
30
Воспользовавшись всеобщим замешательством, я торопливо закуталась в пальто, надела капор и выскользнула из дома. У меня всё ещё дрожали колени и лихорадочно стучала кровь в висках — сцена была просто ужасная! Расплата за бездумную опрометчивость, с которой я попала в эпицентр тайн Клаудисовского дома, была жестокой, последовательной и неумолимой. Перед моими глазами прошло звено за звеном роковой цепи событий, и какая-то коварная рука всё время вталкивала меня — то для соучастия, то для сопереживания — в различные этапы их драматического развития… Мне пришлось услышать, как тот, для кого я с радостью отдала бы всю мою кровь, был обвинён в коварном, преднамеренном обмане. Каждое слово было для меня злобным ударом кинжала, оно вызывало во мне страстное, мстительное чувство по отношению к жестокой обвинительнице; но я — со сжатыми кулаками и слезами на глазах — была вынуждена тихо прятаться в своём укрытии. И именно там я была почти уничтожена волной непереносимого стыда… Разве в свой первый визит в резиденцию я не пыталась, как сейчас Шарлотта, опорочить ничего не подозревавшего человека перед лицом принцессы? Разве в своей жестокой отваге я не объявила тогда решительно, что не могу его терпеть?.. И даже если я всю свою жизнь буду служить ему, как последняя подёнщица, я всё равно не искуплю того, что причинила ему в своём детском ослеплении!.. И эта мысль гнала меня прочь из его дома — прочь в молчаливый, застывший сад… Если бы можно было вот так брести и брести по гладким, заснеженным тропам! Всё дальше и дальше, до самой пустоши, где Илзе и Хайнц мирно сидят сейчас у большой изразцовой печи… Примоститься на низкую скамеечку рядом с косматой шерстью Шпитца, ощутить на макушке Илзину милую, натруженную руку — и тогда, может быть, мир сойдёт на мою измученную душу! Только сейчас я начала ценить драгоценный покой внутри и вокруг себя — только сейчас, когда неистовое, горячо бьющееся сердце принялось то возносить меня к сияющим небесам, то бросать в пучину горького раскаяния и самобичевания.