Верхом на кочерге
Шрифт:
– Ты определился, чего в тебе больше: Якова или Рудольфовича? – доброжелательно осведомилась я.
– Ты где? – с несвойственной ему любознательностью спросил Козьман. Порочная, между прочим, манера – отвечать вопросом на вопрос.
– На улице 25 лет Октября, – отшутилась я, – Как решаются проблемы транспортировки тела?
– Твой рейс ушел двадцать минут назад. Можно попробовать догнать, но все равно не сядешь, он забит до отказа – везет чиновников ВОЗ на симпозиум в Москву. Я должен объяснять, что такое ВОЗ?
– Не надо, я умная.
– Следующий рейс – завтра вечером. Но я бы не
– Так.
– Есть рейс «Дельта-Трансэйр» на Брюссель – столицу Европы. Девять ноль-ноль утра. В полдень твое тело прибывает в аэропорт Завентем. В 15-00 по времени Нью-Йорка пересядешь на «Брюссель-Москва». Бронируем билет, не сходя с места. Ужинать будешь у мамы.
– Брюссель – это… Бельгия?
– Ты потрясающе образована, – обрадовался Козьман, – Да, это там.
– Я просто угадала.
– Ты смешная…
– А мне нравится, что можно быть смешной, – отрезала я, – Уговорил, Яша. Брюссель так Брюссель.
– Приезжай за билетом.
И тут я совершила умный поступок. По правде, умный, без кавычек. Дальновидный. Можно даже сказать, дальнобойный. Не понравилось мне что-то в тоне Козьмана. И, вообще – когда с хамоватого недовольства переходят на готовность услужить, скрытую за «дружеской» иронией – это не вполне естественно.
– А ты доставь мне билет и бумажки прямо к турникету, – сказала я, – В восемь сорок. Там и обнимемся.
– В восемь сорок закончится регистрация…
– Хорошо, в восемь двадцать.
– Ты спятила… – зашипел Козьман, – Мне делать больше нечего, как ублажать спятивших неврастеничек вроде тебя! Ты кем себя возомнила? А меня за кого принимаешь?! – и такое понес…
Я съела и «спятившую», и «неврастеничку».
– Итак, в восемь двадцать, Яша, – ангельским голоском сказала я, – Надеюсь, у тебя хватит ума не докладывать о случившемся Бригову. Поверь, я отработала такой вариант.
Как это приятно – бросать трубку, оставляя собеседника в ярости…
Ночь я провела в третьесортной гостинице на краю Бруклина. Непоправимых последствий удалось избежать. Постучала в стенку – посоветовала буйным соседям заткнуться. Погоняла тараканов. Уснула под утро – проснулась. Решимости убраться из этой страны не убавилось. До аэропорта Кеннеди я добиралась окольными заповедными тропами. Полтора доллара на «токен» – аналог жетончика на метро, хвост вагона. Два существа из подземки – черный и рыжий, оба мускулистые, в наколках – подпирали меня спереди и сзади. Но так и не посмели сделать предложение, очевидно, в силу природной скромности. Вагоны визжали, скрипели на крутых виражах. Бесплатный автобус до аэропорта поджидал на выходе из сабвея. Быстрая езда (водитель куда-то спешил) – мчались, обгоняя 18-колесные длинномеры. Гудел аэропорт. Непосредственно в здание аэровокзала я вошла не одна, что было бы логично, а в сопровождении двух полицейских. Не хотелось проколоться у финишной ленточки. Полночи я грызла подушку в душном номере отеля, вертелась с боку на бок и выстраивала факты по росту. Возня Бригова вокруг пяти миллионов, полночные хождения по «голубятне», леди в пролетарской косынке, которая в голом виде на кровати была «совсем не то, что я подумала». Отказ Рыткина
В свете черных мыслей я и решилась на второй умный поступок. Полицейская машина стояла у входа в здание. Выйдя из автобуса, я заспешила к копам – они мялись у своего авто, курили, болтали. Поэтому мысли, что я отрываю их от важных дел, как-то не возникло.
– Вы не заняты, нет? – на всякий случай спросила я.
– Заняты, – улыбнулся коп, – Полиция Нью-Йорка всегда занята.
– Коллега шутит, – улыбнулся второй, – Говорите, мэм.
– Уважаемые сэры, – начала я робко, скорчив мину Красной шапочки, исчезающей в пасти волка, – Помогите, прошу вас. Я лечу в Брюссель, и мне бы очень польстило видеть вас рядом с собой в последние минуты на чужой земле…
Они, конечно, потребовали документы, но вполне учтиво. Я показала им водительское удостоверение, которое мне как корове седло, ибо управляю машиной я чисто в теории. Потом понесла ахинею про ревнивого любовника, который не дает разгореться семейному счастью и готов выкрасть меня даже из бегущего по взлетной полосе самолета. И только на полицию вся надежда.
– Можете положиться на нас, мэм, – важно выпятил грудь коп, – Служить и защищать – наше призвание. Моя фамилия сержант Байерс. А его – Майерс.
– Совершенно верно, мэм, – прорычал второй, – Моя фамилия сержант Майерс, а его – Байерс. Мы из сорок второго участка и как раз собирались прогуляться до таможенного терминала к сержанту Сойерсу. Так что с удовольствием составим вам компанию.
В общем, мы доставили друг другу удовольствие. Промаршировали через гудящий зал с щелкающим табло и мерцающей цифирью в расписании, через все «антитеррористические» препоны, и у стоек регистрации уткнулись в Яшу Козьмана, который таращился на копов всеми четырьмя глазами.
– Ты один? – спросила я строго.
– Как в гробу, – отшутился Яша.
– Гони мои вещи.
Он тут же выдал билет и прочие бумажки.
– Держи. Сдача в паспорте. Не взыщи, Юлька, полетишь экономическим классом, рядом с туалетом. Потрясет немного, запашок побесит, но это ничего, не принцесса… – он выговаривал со злостью, глазки шныряли.
– Ладно, ладно, злодей, – смягчилась я, – Долечу всем вам назло.
– Слушай, Юлька, – перешел он на шепот и показал глазами на копов, которые уперли руки в бока и смотрели на Яшу весьма предвзято, – а чего это они тут застряли?
– Так надо.
– И что это значит?
– А это значит, Яша, что Юлия Владимировна Бригова теперь состоит под охраной сорок второго участка, как почетный объект города.
При этом я отошла и оказалась с копами на одной линии, чтобы он видел, насколько мы едины.
– На хрена? – упорствовал бестолковый Яша, – Разве бывают почетные объекты города? Бывают почетные граждане города или, скажем, важные государственные объекты…
– Не придирайся к словам.
– Мэм, этот человек благонадежен? – спросил то ли Майерс, то ли Байерс.