Veritas

VERITAS[1]

«Veritas premitur, non opprimitur»

— Истина может быть скрыта, но не может быть уничтожена.

Плиты мраморного пола побагровели от крови. Она была всюду: на ботинках, штанах, тунике, руках и лице. Алой позёмкой кружила в воздухе и липкой изморосью покрывала кожу.

Люция провела языком по верхней губе и, к вящему ужасу, ощутила металлический привкус. Лицо сковывала кровавая плёнка, только синие распахнутые

Под подошвами хрустели кости, правая рука висела плетью, левая — сжимала кинжал и предательски дрожала. Шрамы на ней ныли, знаменуя скорый приход привычной боли.

Бой должен закончиться раньше.

Раньше, чем её скрутит приступ и сделает слабой да бесполезной.

Сколько терринов уже пало? Сколько её знакомых, друзей и близких погибло от лап чудовища?

— Выходи! — рявкнула она, оглядываясь по сторонам. — Ну, давай! Или испугался человеческой девчонки?!

По мрачному бальному залу рокочущим эхом пронёсся зловещий рык. От порыва холодного ветра задрожало пламя в канделябрах, грозя погаснуть и оставить девушку в непроглядной тьме.

Один на один с тварью Бездны, для которой темнота — мать родная.

Люция крутила головой в попытках уловить движение монстра, но всё, что ей удавалось — заметить краем глаза большую мерцающую тень на стенах залы.

Источник магии под рёбрами закрутился в волнении и страхе, распаляя кровь; боль в руке усилилась, к горлу волной подкатила тошнота

— Явись! — выкрикнула фарси, вскинув мизерикорд.

И тварь выскочила из тьмы с победным рёвом. Гибкое кошачье тело, лоснящаяся чёрная шкура, сильные лапы, светящиеся кровавые глаза и острые, как колья, зубы в громадной пасти.

Всё это Люция отметила в миг до смертоносного прыжка. Руку прострелила судорога, крик застрял в горле, клинок со звоном упал на пол, а вострые клыки сомкнулись на её шее.

Люция ударилась лбом об стол и распахнула глаза.

Императорский кабинет, темнота, за стрельчатым окном воет вьюга, поленья в камине давно прогорели, и в комнате заметно похолодало.

Фарси поежилась.

Она задремала. Уже обыденно допоздна разгребала дела королевства и не заметила, как отключилась. Это плохо, для её здоровья — в первую очередь. Придворный лекарь прописал ей покой, успокоительные настойки и кучи мазей, но девушке поесть-то три раза в день некогда. Какой тут сон и покой?

Дела, дела, одни дела!

Люц растёрла ноющую левую руку и осмотрела фронт работ. На столе сгрудись бумаги с донесениями; приказы, требующие подписи; просьбы, протесты, жалобы. И всё кричит о срочности. Всему надо уделить время. Во всё вникнуть, на всё дать разумный ответ.

Иногда ей крамольно хотелось плюнуть на обязанности и сбежать. Но куда? Кому и где она нужна? То-то же…

В дверь настойчиво забарабанили. Люция протёрла веки и хрипло крикнула:

— Войдите!

В кабинет ступил Виктор Грейван. Её сводный брат и, наверное, единственный компетентный работник в этом обезумевшем замке. Себя Люция компетентной не считала,

— Ты почему в темноте сидишь? — подозрительно сощурился Глава Безопасности и осмотрел заваленные книгами полы и переполненные бумагами, картами, свитками и прочими, несомненно, важными для управления, мелочами шкафы и полки. Устало выдохнул. — Только не говори, что опять уснула за рабочим столом?..

Она не сказала. Но брат одарил её укоряющим взором.

— Когда ты нормально спала в последний раз? — спросил он, и Люц опустила голову, чтобы спрятать румянец за чёрными волосами. — Под «нормально» я имею в виду — на кровати, с подушкой, одеялом, и больше пяти часов.

— М-мм, — протянула девушка, отводя взгляд. — Пять дней назад?

— Семь! — грохнул Виктор.

Люция отмахнулась.

— Бывало и хуже, — натянуто улыбнулась. — Я первый месяц после коронации Далеона вообще почти не спала. Пока вникла в дела, разобралась в архиве и документах, прочла пару десятков учебников по управлению…

— И я удивлён, как ты до сих пор жива! — отрезал брат. — Любой нормальный человек давно бы свалился от усталости.

Люция тяжко вздохнула. Запустила пальцы в кудри, зажмурилась и выпалила:

— Я не человек, Виктор. Я полукровка.

Повисла гнетущая пауза.

Девушка сжалась, боясь реакции сводного брата. Его злости, негодования, омерзения, презрения и других скверных эмоций, присущих смертным и терринам в отношении полукровок.

Все ненавидят полукровок.

Им нет места среди людей, потому что они отличаются от них — как внешне, так и наличием сверх способностей — и нет места среди «бессмертных», потому что они слабее и своим существованием напоминают, что магия на Терре вырождается.

Террины вырождаются.

— Это ничего не меняет, — вдруг раздала над макушкой спокойный голос. Люция вскинула голову: Виктор нависал над ней, уперевшись руками в стол, но не выглядел угрожающим, скорее — хмурым и решительным, словно её внезапное признание лишь укрепило его в мысли, что ей требуется защита. — Ты моя сестра. Живое существо. И как любому живому существу тебе нужен отдых. Получеловеческий ресурс тоже не бесконечен.

Люция фыркнула и отвернулась, но от его грубоватой заботы в груди потеплело, а с плеч, точно тяжёлый груз свалился. Она рисковала и страшилась раскрыть тайну, которую яро оберегала вот уже семь лет. И не только от окружающих терринов, но и от приёмной семьи.

Она погрязла во лжи. Устала хранить секреты. Устала от бесконечного одиночества и борьбы против всего мира в одиночку. Ей… ей захотелось довериться хоть-кому-то и… обрести союзника.

Наконец-то.

Кажется, это получилось.

— Я серьёзно, Люция, — мужчина положил руку ей на плечо и ощутимо сжал. Люц встретилась взглядом с его суровыми золотисто-карими глазами. — Тебе нужен перерыв. Обещай, что сегодня ляжешь в кровать и проспишь до рассвета.

— Рассвет в девять! С ума сошел?! — вскинулась она. — Да у меня дел по горло!