Veritas
Шрифт:
И, насколько я знал старого шпиона «короля-солнце», тут не обошлось и без размышлений по поводу того, что во время войны может оказаться полезным иметь во вражеской столице верных друзей в лице Камиллы и Франца…
– Однако как раз в это время Франц заболел, – говорила Камилла. – Он страдал от продолжительных приступов легочной болезни. Возвращение назад в Вену могло стать для него губительным. Поэтому мы вернулись в Италию, где кочевали от одного двора к другому. Мой бедный супруг боялся не только за себя, но и за мою судьбу. Поэтому, когда в 1702 году разразилась
Франц де Росси, продолжала она свой рассказ, сразу же поступил на службу к Иосифу I, где познакомил супругу с придворными музыкантами, и она вскоре завоевала доверие будущего императора.
– Императора? – удивленно спросил я.
– Общеизвестно, что их императорское величество является человеком с тонким музыкальным вкусом и высоко ценит всех тех, кто служит ему усердно и с любовью и может удовлетворить его страсть к искусству звуков, – ответила Камилла. – Timor'e et amore.
– Прошу прощения?
– Это его девиз. Он объясняет, с помощью какого оружия он хочет править: страха и любви. Timor'e et amore, – повторила хормейстер, давая тем самым понять, что больше ничего говорить не намерена. Затем она снова вернулась к истории своего брака.
Франц де Росси, потомок синьораЛуиджи, почил туманным утром 7 ноября 1703 года в доме на Волльцайле, прямо за собором Святого Стефана. Ему было всего сорок лет.
– Я осталась одна па целом свете. Отца своего я, к сожалению, не знала, а моя верная матушка, – добавила она изменившимся голосом, – которую я так хотела обнять по возвращении и по которой горячо скучала, умерла, пока я путешествовала.
– Моя мать тоже умерла на чужбине, – сказала Клоридия.
Мы с Камиллой одновременно вздрогнули: Клоридия по собственному почину заговорила о своей матери.
– По крайней мере, я думаю, что она уже умерла. Кто знает, когда и где она умерла, – мрачным голосом закончила она.
Хормейстер взяла Клоридию за руку.
– У меня был медальон на цепочке, – медленно произнесла Камилла, – маленькое сердечко в золотом обрамлении с миниатюрами меня и моей сестры, когда мы были еще маленькими девочками, но, к сожалению, он остался в доме, где умерла моя мать, и ах, я так никогда его больше и не видела.
– Ваша сестра? А где она теперь? – спросил я.
– Я никогда ее не знала.
Хотя шли мы медленно и всевозможными обходными путями, мы все же оказались перед вратами монастыря на Химмельпфортгассе.
– Прошу вас, не горюйте из-за грустных воспоминаний, – подбодрила нас Камилла улыбкой, прежде чем мы расстались. – В ближайшие дни вас ждет много радостных часов.
Когда Камилла исчезла в направлении дормитория, из вечерней полутьмы появились две фигуры: благородный молодой человек и его слуга. Они шли к тому крылу монастыря, где находилась вторая квартира для гостей.
– Всегда помни: вороны летают стаями, орел всегда один.
Я вздрогнул. Это высказывание было мне знакомо. Много лет назад я услышал его от Атто. Весь вечер я думал о кастрате, а теперь он, казалось, ответил мне. Кто знает, может быть, Мелани слышал эти слова от кардинала Мазарини, и поэтому оно столь распространено. Может быть, этот благородный молодой человек знаком с Камиллой и слышал эту фразу от нее, а она в свою очередь слыхала ее от Атто. Короче говоря, Слишком много фантазий. Впрочем, нужно признать: то была одна из тех максим, которые никогда не забывают и с удовольствием повторяют.
В нашей комнате Клоридия стала укладываться спать, а я наконец сделал то, о чем мечтал со времени возвращения из Места Без Имени: почитал об Иосифе I в книгах и других трудах, которые приобрел по прибытии в Вену. Здесь искал я ответы на свои вопросы. Почему сиятельный император решил реставрировать Место Без Имени, несмотря на цепочку актов мести, окружавшую этот замок? Печальная судьба его предшественника Максимилиана II и разгоревшиеся вокруг Нойгебау споры между христианами и противниками христианства привели к тому, что Габсбурги вот уже полтора столетия склоняются под сильным давлением тех, кто хочет разрушить монумент поражения в бою против Сулеймана. Но не Иосиф Победоносный. Почему? Что им движет?
Отложив для начала труды, написанные на рычащем немецком, я вскоре обнаружил целый ряд итальянских панегириков. Я открыл первый из них: Дифирамбы Фамы и Дуная в день славных именин величайшего императора Иосифа. Поэма на музыку, посвященная его превосходительству, господину графу Иосифу фон Паару, великому придворному гофмейстеру их императорского величества,написанная подписавшимся, академистом Аччезо Гелато по поводу дня именин правителя в 1706 году. Я начал наугад читать эти дифирамбы, диалог между Дунаем и Фамой.
Дунай: Произвол И тирания, Вы ушли из Австрии. Ханжество И склочность, Вы ушли из Австрии. Слава воссияла, И, куда ни глянь, Все ликуют Во славу дня. В темном лесу На зеленом лугу Цветы расцвели, Ангелы поют. Фама: Имя ИОСИФа на этой земле Радостно кличут повсюду, И, услышав его, В небесах и реке Волны вскипают причудливо, И шепчут они.