Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв.
Шрифт:
— Пройдет эта ночь, и я больше не увижу вас! Кто будет опорой вам, одинокому, когда я покину этот мир? Сердце мое разрывается от горя! Когда я подросла, то уже сама ходила собирать милостыню; теперь же, после моей смерти, вы будете нищенствовать круглый год! Сколько презрения, сколько унижений вам придется испытать! И если бы даже мне пришлось потерять вас, сегодня моя печаль не была менее горькой — ведь мы оба живы, но должны расстаться навек! Как жестоко Небо! Вы останетесь один-одинешенек, и некому будет заботиться о вас днем и ночью! Несчастной будет ваша жизнь! А если вы умрете, кто будет оплакивать вас, кто похоронит и справит поминки, кто принесет вам на могилу чашку риса и кружку воды? Проклятая судьба! Семи дней от роду я потеряла мать, теперь же приходится расставаться с отцом... Кому выпало такое?
Расставался Су Тунго с отцом:
СолнцеПокидали друг друга братья в горах Луншань:
Прогалиной среди цветов кизила То место вечно будет пустовать... [263]Разлучались со своими возлюбленными красавицы из У и Юэ:
В далекий путь уходит милый — Застав отсюда не видать!.. [264]262
Солнце в Хэляне... — строки из стихов Ли Лина (I в. до н. э.).
263
Прогалиной среди цветов... — строки из стихов Ван Вэя (VII—VIII вв.).
264
В далекий путь... — строки из стихов Ван Бо (период Тан).
Прощались друзья в Вэйчэне:
Выйдешь ты из Янгуаня И останешься один... [265]Но ведь те, о ком здесь говорится, остались живы и потому могут когда-либо встретиться или услышать весть друг о друге. Наша же разлука совсем не такая: я ухожу навсегда из этого мира, и нам уже не встретиться и друг о друге не услышать! Моя покойная матушка ушла на небо, а я попаду в подводное царство и не смогу свидеться с матушкой — ведь в небесное царство ведет одна дорога, а в царство подводное — другая. Ну, а если даже я доберусь до небесного царства, как узнает меня моя матушка и как я узнаю ее? А если она узнает меня и спросит об отце, что я отвечу? О, если бы можно было удержать солнце в Сяньчи [266] в пятую стражу и восход завтрашнего дня — на востоке и еще раз повидаться с батюшкой! Но кто в силах помешать окончанию ночи и наступлению дня?
265
Выйдешь ты... — строки из стихов Ван Вэя (VII—VIII вв.).
266
Удержать солнце в Сяньчи... — В трактате «Хуай Нань-цзы» (II в. до н. э.) говорится, что солнце умывается в озере Сяньчи.
Природа неумолима — вскоре запели петухи, и Сим Чхон встрепенулась:
— Не пой, не пой, петушок! Не идет в полночь к Циньской заставе Мэнчан-цзюнь [267] . Когда ты запоешь — настанет день. Настанет день — и я покину земной мир. Умереть я не боюсь, мне тяжко оставить отца одиноким!
Всю ночь Сим Чхон провела в слезах. Когда же заалел восток, она вышла во двор, чтоб приготовить отцу завтрак. За калиткой уже ждали ее торговцы. Увидев Сим Чхон, они закричали:
267
Мэнчан-цзюнь (Тянь Вэнь) — министр удела Ци при князе Сян-ване (283—265 гг. до н. э.); поступив на службу в удел Цинь, радел о родном Ци; был посажен в тюрьму, бежал, но ворота заставы оказались запертыми на ночь; один из его спутников пропел петухом, и стражники открыли ворота.
— Сегодня отплываем!
При этих словах из глаз Сим Чхон хлынули слезы. Выйдя за калитку, она сдавленным голосом взмолилась:
— Добрые купцы! Я помню, что сегодня вы уходите в море, но мой отец еще не знает, что я должна покинуть его. Подождите немного — я приготовлю бедному батюшке поесть, а когда он позавтракает, расскажу обо всем и последую за вами.
Тронутые ее просьбой, торговцы согласились:
— Пусть будет по-вашему!
Сим Чхон вошла в дом и, приготовив рис пополам со слезами, поставила перед отцом столик с едой, а сама села напротив, следя, чтобы отец наелся досыта. Она подала ему очищенные стебли морской капусты, принесла палочки для еды и, завертывая рис в капустные листья, стала класть кушанье прямо в рот, приговаривая:
— Кушайте, батюшка, вволю.
— Спасибо, доченька! Все съем — сегодня твой завтрак особенно вкусен. Что, у кого-нибудь нынче поминки?
Слезы душили Сим Чхон, и она, всхлипывая, старалась удержать их. Однако у слепого Сима был хороший слух.
— У тебя что-нибудь болит, дитя мое? — обратился он к дочери. — Может, ты простудилась? Подожди! Какое сегодня число? Не пятнадцатое ли?
Кровные узы связывают дочь и отца, и потому не мог Хаккю не предчувствовать беды. Вот начал он рассказывать свой сон:
— Снился мне этой ночью сон: будто села ты в большую повозку и уехала в ней далеко-далеко. В такой повозке ездят ведь только знатные люди, вот, наверно, сегодня и пришлют за тобой носилки от госпожи Чан из Улина.
Выслушав его рассказ, Сим Чхон поняла: этот сон предвещает ее гибель. Сердце ее было полно печали, но она старалась казаться спокойной, чтобы не удручать отца.
— Чудесный сон! — воскликнула она и, убрав столик, подала отцу раскуренную трубку. Решив перед уходом из дому в последний раз посетить родовую молельню, она старательно умылась, чтобы уничтожить следы слез, переоделась в чистое платье и вышла. Тихо-тихо открыла она дверь молельни, поставила на алтарь вино и фрукты и, дважды поклонившись, произнесла:
— Грешница Сим Чхон продала себя за триста соков риса купцам из Южной столицы, чтоб вернуть зрение слепому отцу, и теперь должна погибнуть в море Имдансу. Я готова к этому, но пусть отец мой прозреет, пусть возьмет себе хорошую жену, и, когда та подарит ему детей, пусть все они зажгут светильник на алтаре предков!
Вознеся молитву, она закрыла дверь молельни и дала волю слезам.
— Кто будет открывать и закрывать эту дверь, когда я умру? Кто будет носить вино и фрукты по праздникам: в День зимнего солнцестояния и в Дни холодной пищи, в праздник начала лета и в праздник осенних сумерек? Кто будет зажигать здесь курения? Нет счастья нашим предкам, коль так случилось! Бедный мой отец! Без родных и близких, слепой, нищий — куда он денется? Как я оставлю его?
Со всех ног кинулась она домой к отцу, упала перед ним и зарыдала, повторяя одно:
— Батюшка! Батюшка!
Хаккю не на шутку встревожился:
— Что с тобой, доченька? Тебя кто-нибудь обидел, оскорбил? Так ведь собака лает — ветер носит. Ну что случилось? Говори же!
Придя в себя, Сим Чхон подняла голову:
— Батюшка!
— Что?
— Я непочтительная дочь: я обманула вас. Ну кто даст мне триста соков риса?! Я продала себя за триста соков риса купцам-мореходам из Южной столицы и теперь должна быть принесена в жертву водам Имдансу. Сегодня уходит корабль, так что вы слышите меня в последний раз!
Давно известно, что от большого горя у человека на миг может остановиться сердце. Хаккю оцепенел. Он не зарыдал, только прошептал едва слышно:
— Что ты говоришь?! Это правда или ты шутишь? Нет, я не верю! И ты сделала это по своей воле, даже не спросив меня?! Конечно, было бы хорошо, если бы я прозрел и ты была бы со мной, но какая радость мне от того, что я открою глаза, а тебя уже не будет? Твоя мать умерла вскоре после родов, и я, слепой, носил тебя на руках и просил чужих матерей покормить тебя. Я вырастил тебя, и у меня не болела душа о твоей судьбе. Что же ты наделала?! Выходит, вместо того чтоб ценой своих глаз спасти твою жизнь, я приобрету зрение ценой твоей жизни? Но на что мне тогда оно?! За что такая судьба: потерять жену, затем дочь — все четыре несчастья? [268]
268
Четыре несчастья (четверо несчастных) — старик вдовец, старуха вдова, ребенок-сирота, бездетный старик.