Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв.
Шрифт:
Его обуял гнев:
— Проклятые торгаши! Занимайтесь себе торговлей! Где это видано, чтобы человека приносить в жертву духам? Не будет вам благословенья Неба, не видать вам милостей духов! Как вы могли купить единственную дочь в тайне от слепого отца? Не надо мне риса, не надо денег, не надо и зрения! Бессердечные торгаши! Вспомните, как бывало в старину! Во время знаменитой семилетней засухи хотели принести Небу человеческую жертву. Тогда добрый государь Чэн Тан сказал: «Я молюсь о благе народа, но если нужна жертва, возьмите меня!» И он пожертвовал собой, обрезав волосы и ногти и окутавшись ковылем. Он молился в тутовой роще, и по всей земле на тысячи
Хаккю уже неистовствовал, он то угрожал купцам, то впадал в отчаяние. Сим Чхон успокаивала его:
— Батюшка, успокойтесь! Никто в этом не виноват!
Отец и дочь обнялись и зарыдали. Все жители селения Персиковый цвет горестно вздыхали. Купцы тоже плакали навзрыд. Наконец один из них выступил вперед:
— Господин старшина купцов! Не буду говорить о девушке — преданной и любящей дочери, скажу лишь об этом янбане. Право, жаль слепого старика! Нас, купцов, здесь больше тридцати. Давайте же поможем ему, чтоб прожил он остаток дней своих, не нуждаясь в пище и одежде! Как говорится, с десятерых по ложке каши — и ты сыт!
Все закричали: «Правильно!» — и вскоре во двор были принесены триста лянов серебра, сто соков риса. Кроме того, каждый торговец прислал по тюку хлопчатой ткани и холста. Затем торговцы обратились к жителям местечка:
— На триста лянов купите старику рисовое поле и отдайте его в аренду надежным людям. Из ста соков риса пятнадцать выдайте старику на этот год, а остальные отдайте под проценты в долг — старик на всю жизнь будет обеспечен рисом. А из тканей сшейте ему по паре одежды на каждый сезон.
Сельчане посовещались, согласились и тут же составили бумагу о распределении даров.
А в это время жена вельможи Чана из Улина, узнав, что Сим Чхон продала себя в жертву Имдансу, призвала служанку и наказала ей:
— Дошло до меня, что Сим Чхон должна умереть. Ступай сейчас же к ней и передай: я хочу ее видеть перед тем, как она покинет этот мир.
Выслушав приказ, служанка отправилась к Сим Чхон, передала ей слова хозяйки и вместе с ней вернулась в Улин. Госпожа Чан вышла навстречу Сим Чхон, взяла ее за руки и заплакала:
— О бессердечная! С тех пор как я узнала тебя, я считала тебя своей дочерью. А ты забыла обо мне! Я слышала, ты продала себя и хочешь умереть, чтоб вернуть зрение отцу? Ты любящая дочь, это верно, но почему ты думаешь, что твоя смерть поможет ему? Уж коль на то пошло, почему ты не пришла ко мне и не рассказала обо всем? Может, я сумела бы что-нибудь для тебя сделать!
Она ввела Сим Чхон в дом и, усадив ее, строго сказала:
— Я дам тебе триста соков риса. Верни его торговцам и выброси из головы свои глупые планы!
После недолгого раздумья добрая девушка ответила:
— Разве я могу отказаться от данного слова? А потом, если человек искренне хочет пожертвовать собой ради тех, кто дал ему жизнь, он не должен рассчитывать на чужое добро. Пусть я верну купцам рис, но ведь тогда я подведу их и мне будет неловко. Уж если человек продал себя и получил плату сполна, он не может брать свое слово обратно. Да он не посмеет тогда смотреть людям в глаза! Я знаю: умереть, оставив в одиночестве старика отца, — значит причинить ему горе, а не радость. Но что я могу поделать? А вам за вашу доброту, за теплые и ласковые слова я буду
269
На том свете вязать травы... — Воздать кому-либо за добро после своей смерти; выражение связано с китайским преданием.
Потрясенная словами Сим Чхон, госпожа Чан взглянула на девушку и, видя, что та непреклонна в своем решении, оставила уговоры. Ей жаль было расставаться с Сим Чхон, и потому, дав волю слезам, она промолвила:
— Узнав тебя, я привязалась к тебе и полюбила, как родную дочь. Мне всегда было нестерпимо тяжело и грустно разлучаться с тобой даже на день, даже на час. Могу ли я спокойно смотреть, как ты на моих глазах идешь на смерть? Подожди немного! Я позову живописца, он сохранит мне на память твое лицо, твой облик... Останься ненадолго!
Тотчас госпожа Чан кликнула служанку и послала ее за художником. Когда тот явился, она изложила свои требования:
— Посмотри сюда! Вглядись внимательно в лицо, фигуру, одежду, весь печальный облик этой девушки! Если ты хорошо нарисуешь ее, я щедро тебя награжу. Постарайся, чтоб все было, как есть на самом деле!
Принесли раму, обтянутую шелком. Художник взял в руки уголек, внимательно оглядел Сим Чхон и очертил контуры будущего портрета. Потом разложил кисти и краски и начал писать. На холсте появились блестящие, черные как смоль волосы, печальное белоснежное личико со следами слез, наконец, стройная фигура, красивые руки, ноги... Ни дать ни взять — настоящая Сим Чхон! Когда законченный портрет поставили рядом с оригиналом, в комнате появилась как бы вторая Сим Чхон. Госпожа Чан обхватила правой рукой шею девушки, левой прижала к себе портрет и зарыдала. Сим Чхон, тоже вся в слезах, обратилась к ней:
— Верьте, добрая госпожа, вы всегда были для меня как мать. Сегодня мы расстаемся, и кто знает — встретимся ли когда-нибудь? Я напишу на портрете прощальные стихи, и, когда вы будете их читать, вспоминайте меня!
Растроганная госпожа Чан подала ей кисть, и Сим Чхон стала писать стихи. Она писала, и слезы падали из ее глаз капля за каплей и превращалась в кровь, а кровь — в бутоны цветов. Казалось, цветы эти источают аромат.
Вот ее стихи:
И жизнь и смерть нам кажутся лишь сном! Зачем же льем мы слезы о былом? Мы плачем потому, что горше горя нет, Чем навсегда покинуть белый свет!Госпожа Чан поразилась:
— Твои стихи — творение, достойное кисти богов! Видно, судьба твоя предначертана Небом и не по своей воле уходишь ты из мира!
Госпожа Чан, в свою очередь, оторвала лист бумаги, быстро написала что-то и отдала Сим Чхон. Вот что она написала:
Нежданный ночью ураган пронесся, Сорвал цветок, в волну его швырнул... Ужели ты, о Небо, не добьешься, Чтоб дряхлый старец дочь себе вернул?Сим Чхон взяла стихи и спрятала их на груди. Когда она стала прощаться с госпожой Чан, обе они плакали навзрыд. И все жители Улина от мала до велика сокрушались, глядя на них.