Верноподданный (Империя - 1)
Шрифт:
И он удалился, надменно вскинув голову, хотя его и грызли сомнения. Разве Наполеон Фишер не оглянулся с таким видом, словно ему удалось порядком околпачить хозяина? "Кругом враги, - подумал Дидерих и еще больше выпятил грудь, - но от этого силы только крепнут. Всех сотру в порошок. Они узнают, с кем имеют дело!" И он решил выполнить намерение, с которым проснулся сегодня утром. Он отправился к доктору Гейтейфелю. Доктор как раз принимал больных. Дидериху пришлось ждать. Гейтейфель принял его в своем процедурном кабинете, где все: запахи и предметы - напоминало Дидериху, с каким страхом
– Вы пришли, вероятно, похвалиться своими победами? Еще бы! Сразу два таких успеха! Напечатаны ваши подогретые шампанским верноподданнические излияния, да и телеграмма часовому от кайзера, с вашей точки зрения, не оставляет желать лучшего.
– Какая телеграмма?
– спросил Дидерих.
Доктор Гейтейфель показал. Дидерих прочел: "За доблесть, проявленную тобой на поле чести в борьбе с внутренним врагом, выражаю мою высочайшую благодарность и присваиваю тебе чин ефрейтора". Телеграмма, напечатанная черным по белому, произвела на него впечатление совершеннейшей подлинности. Он даже умилился и сдержанно, как и подобает мужчине, сказал:
– Каждый истинный националист обеими руками под этим подпишется. Гейтейфель лишь плечом повел, и Дидерих собрался с духом: - Я пришел не для этого, я хочу выяснить наши отношения.
– Они, надо полагать, давно выяснены, - сказал Гейтейфель.
– Отнюдь нет.
Дидерих стал уверять, что склонен заключить почетный мир. Он готов действовать в духе правильно понятого либерализма, если только встретит уважение к своему строго националистическому образу мыслей. Доктор Гейтейфель ответил, что все это пустозвонные фразы, и Дидерих почувствовал, как почва ускользает у него из-под ног. Этот человек держит его в своей власти; он может обвинить Дидериха в трусости, опираясь на документ! В иронической улыбке, игравшей на желтом китайском лице Гейтейфеля, во всей его самоуверенной повадке притаился вечный намек. Он молчит, он хочет, чтобы дамоклов меч{160} постоянно висел над головой Дидериха, этому необходимо положить конец!
– Я прошу вас, - сказал Дидерих охрипшим от волнения голосом, - вернуть мне мое письмо.
Гейтейфель прикинулся удивленным.
– Какое письмо?
– Которое я написал вам, когда был призван.
Врач сделал вид, что припоминает.
– Ах да: вы хотели уклониться от военной службы.
– Я так и думал, что вы придадите оскорбительный для меня смысл неосторожно высказанной просьбе. Еще раз прошу вернуть мне письмо.
– И Дидерих надвинулся на Гейтейфеля.
Тот не тронулся с места.
– Оставьте меня в покое. Я вашего письма не сохранил.
– Я требую честного слова.
– Честного слова я по приказу не даю.
– В таком случаю предупреждаю вас о последствиях вашего нечестного образа действий. Если вы вздумаете воспользоваться письмом, чтобы при случае учинить мне гадость, я обвиню вас в нарушении профессиональной тайны. Я подам жалобу во врачебную палату{160}, потребую наложить на вас штраф и употреблю все свое влияние, чтобы вас уничтожить.
– И не помня себя от бешенства, сорвавшимся голосом
Доктор Гейтейфель взглянул на него с любопытством и помотал головой, шевеля китайскими усами.
– Вы охрипли, - сказал он.
Дидерих отшатнулся.
– Какое вам до этого дело?
– пробормотал он.
– Никакого, - сказал Гейтейфель.
– Я обратил на это внимание, потому что всегда предсказывал нечто подобное.
– Что именно? Извольте говорить яснее.
Но Гейтейфель отказался. Дидерих сверкнул глазами.
– Я решительно требую, чтобы вы исполнили свой врачебный долг.
– Я не ваш врач, - ответил Гейтейфель.
Дидерих сменил повелительный тон на жалобно-пытливый.
– Порой я чувствую боль в горле. Вы полагаете, что это серьезно? Есть основания опасаться самого страшного?
– Советую вам обратиться к специалисту.
– Да ведь вы единственный в городе специалист! Бога ради, господин доктор, не берите греха на душу, у меня на руках семья.
– Да вы бы поменьше курили и пили. Вчера вечером вы хватили через край.
– Ах, так!
– Дидерих выпрямился.
– Вы мне не можете простить вчерашнее шампанское. И верноподданнический адрес.
– Если вы подозреваете меня в низменных побуждениях, зачем вы меня спрашиваете?
Но Дидерих уже снова молил:
– Скажите, по крайней мере, не угрожает ли мне рак?
Гейтейфель не улыбнулся.
– Ребенком, правда, вы всегда отличались золотушным и рахитичным складом. Зря вы не служили в армии, вы бы не обрюзгли так.
В конце концов он сменил гнев на милость, осмотрел Дидериха и принялся смазывать ему горло. Дидерих задыхался, боязливо вращал глазами и стискивал руку врача. Гейтейфель убрал шпатель.
– Так я, разумеется, ничего сделать не смогу.
– Он хмыкнул.
– Вы ничуть не изменились - такой же, как в детстве.
Как только Дидерих отдышался, он немедленно унес ноги из этой камеры пыток. Не успели у него просохнуть глаза, как он натолкнулся на Ядассона.
– Что с вами?
– спросил Ядассон.
– Вчерашняя попойка вам повредила? Так почему же вы обратились именно к Гейтейфелю?
Дидерих уверил его, что чувствует себя превосходно.
– Но этот тип довел меня до белого каления! Я отправился к нему, ибо счел своим долгом потребовать удовлетворительного объяснения по поводу вчерашних речей Лауэра. Пререкаться с самим Лауэром не очень-то приятно человеку благомыслящему.
Ядассон предложил зайти в пивную Клапша.
– Я, стало быть, пошел к нему, - продолжал Дидерих, уже сидя с Ядассоном за столиком, - в надежде, что вся эта история объяснится очень просто; либо сей господин был пьян в дым, либо на него нашло временное затмение! Вместо этого, как вы думаете, что происходит? Гейтейфель держит себя нагло. Говорит самоуверенным тоном. Подвергает циничной критике наш верноподданнический адрес и - вы не поверите!
– даже телеграмму его величества!
– Ну, а затем?
– спросил Ядассон; одна рука его была занята обследованием фрейлейн Клапш.