Верноподданный (Империя - 1)
Шрифт:
Густа первая выбралась в полосу света. Дидерих хотел удержать ее за ногу, но она лягнула его в лицо и с шумом выскочила из-за мешков. Дидерих благополучно вылез вслед за нею; пыхтя, стояли они лицом к лицу. Грудь Густы и живот Дидериха бурно колыхались. Первая обрела дар слова Густа.
– Для таких забав поищите себе другую! И как только я могла допустить!
– И, свирепея: - Я же вам сказала: не пятьдесят, а триста пятьдесят тысяч!
Дидерих двинул рукой, как бы в знак раскаяния. Густа вскрикнула:
– Ох, и на кого я похожа! Вы думаете, я в таком виде пойду по городу? Он опять испуганно посмотрел на нее и растерянно улыбнулся.
– Неужели у
– Он послушно отправился за щеткой.
– Только смотрите, чтоб ваши сестры не проведали. А то завтра весь город будет судачить обо мне.
За щеткой идти пришлось в контору. Когда он вернулся, Густа сидела на мешке, уткнувшись лицом в ладони, и сквозь ее милые пухлые пальчики капали слезы. Дидерих остановился, послушал ее всхлипыванья и неожиданно заплакал сам. Он заботливо чистил щеткой ее платье и тихо приговаривал: "Но ведь ничего особенного не случилось!" Она встала.
– Еще чего не хватало!
– произнесла она, иронически оглядев его с ног до головы.
Дидерих расхрабрился.
– Вашему уважаемому жениху незачем знать об этом, - сказал он.
– А пусть себе знает!
– вырвалось у Густы, но она тут же прикусила губу.
Озадаченный Дидерих продолжал орудовать щеткой; пока он чистил свой костюм, она одергивала на себе платье.
– Пойдемте!
– сказала она.
– Теперь не скоро меня потянет к вам на фабрику.
– Кто знает, - ответил он, заглядывая ей под шляпку.
– Пять минут назад я еще поверил бы, что вы любите Бука, а сейчас ни на грош не верю.
– Напрасно!
– воскликнула Густа. И, не переводя дыхания, спросила: - А к чему здесь эта штука?
– Это песочник, - объяснил он, - тряпье проходит через желоб, а пуговицы и все прочее застревают в песке. Видите? Рабочие, конечно, опять не очистили песок.
Кончиком зонта она поковыряла в песке.
– За год у нас накапливается несколько мешков отбросов, - прибавил Дидерих.
– А это что?
– спросила Густа и, быстро нагнувшись, подняла что-то блестящее. Дидерих вытаращил глаза:
– Бриллиантовая пуговица!
– Бриллиант настоящий.
– Она полюбовалась игрой камня.
– Если вам часто попадаются такие пуговки, то ваше предприятие не так уж убыточно.
– Придется, конечно, вернуть, - неуверенно сказал Дидерих.
Она рассмеялась:
– Кому? Отбросы-то ведь ваши!
Теперь и он засмеялся.
– Да, но не бриллианты. Мы дознаемся, откуда эти лоскутья.
Густа посмотрела на него снизу вверх.
– Вы, как я погляжу, порядочный простофиля, - сказала она.
– Нет, я всего лишь человек чести!
– убежденно возразил он.
Густа только плечами пожала. Медленно сняла перчатку с левой руки и приложила бриллиант к мизинцу.
– Его надо вправить в колечко!
– воскликнула она, точно осененная неожиданной мыслью. Она сосредоточенно созерцала камень на своей руке и вздыхала. И вдруг швырнула бриллиант обратно в мусор: - Ну, так пусть его найдут рабочие!
– Вы с ума сошли!
– Дидерих нагнулся, но не сразу нашел бриллиант и, задыхаясь, опустился на колени. В панике он все переворошил.
– Слава богу!
Он протянул бриллиант Густе. Она не взяла.
– Пусть достанется рабочему, который первый увидит его завтра. Он спрячет его, уверяю вас, он не так глуп.
– Да и я не глуп, - сказал Дидерих.
– Вернее всего его выбросили бы. При таких обстоятельствах я вправе не считать противозаконным...
– Он снова приложил бриллиант к ее мизинцу.
– И если бы даже это было противозаконно,
– Да что вы?
– Густа была ошеломлена.
– Неужели вы хотите подарить мне?
– Полагаю своим долгом, - пробормотал он.
– Ведь это ваша находка.
Густа пришла в восторг:
– Это будет мое самое лучшее кольцо.
– Почему?
– спросил Дидерих с робкой надеждой.
– Так, вообще...
– уклончиво ответила Густа. И, подняв на него глаза, сказала: - Потому что бриллиант этот ничего не стоит, видите ли.
Дидерих покраснел, и они, прищурившись, взглянули друг другу в глаза.
– Ах ты господи!
– вскрикнула Густа.
– Уже, должно быть, очень поздно! Семь часов! Ужасно! Что я скажу маме? Знаю, знаю, скажу, что откопала его у одного старьевщика, он не разбирался, думал, что бриллиант не настоящий и продал за пятьдесят пфеннигов.
– Она открыла свою позолоченную сумочку и опустила туда драгоценный камень.
– Значит, адье... А вид-то у вас! Хотя бы галстук перевязали.
Говоря это, она уже сама принялась за галстук. Ее теплые руки касались его подбородка; влажные, пухлые губы дышали совсем близко от него. Его бросило в жар, он затаил дыхание.
– Ну, вот, - сказала Густа и решительно собралась уходить.
– Минуточку, я выключу газ!
– крикнул он ей вслед.
– Подождите же.
– Жду!
– ответила она со двора.
Но когда он вышел, ее уже нигде не было. Сбитый с толку, он стал запирать фабрику, разговаривая вслух с самим собой:
– Ну, кто скажет, что это: инстинкт ила расчет?
– Он беспокойно покачал головой, задумавшись над вечной загадкой женственности, олицетворением которой была Густа.
Быть может, размышлял Дидерих, быть может, с Густой все образуется, но что-то очень уж долго тянется эта канитель. События, разыгравшиеся вокруг процесса, ее проняли, но еще недостаточно. Да и Вулков не дает о себе знать. После его многообещающего шага в ферейне ветеранов Дидерих самонадеянно ждал продолжения: быть может, Вулков приблизит его к себе, даст ему какое-нибудь доверительное поручение или что-нибудь еще в этом роде. Возможно, бал в "Гармонии" внесет ясность: недаром же сестры получили роли в пьесе супруги президента. Но для Дидериха события развертывались крайне медленно, он был исполнен жажды деятельности. Такое уж было время, все бурлило и куда-то устремлялось. От надежд, перспектив, планов кружилась голова. Когда начинался день, казалось, вот-вот все сразу осуществится, но день уходил, и оставалась пустота. Дидериху не сиделось на месте. Не раз безразлично проходил он мимо пивной и шел гулять, без цели бродил по дорогам предместий, чего с ним раньше никогда не бывало. Избегая центральных улиц города, он шел тяжелым шагом человека, несущего в себе нерастраченный заряд энергии, по вечерней, безлюдной Мейзештрассе до окраины города, выходил на длинную Геббельхенштрассе, где извозчики запрягали и распрягали лошадей возле постоялых дворов, и часто проходил мимо тюрьмы. Там наверху, за решеткой, охраняемый часовым, сидел Лауэр, которому никогда и не снилось, что его может постичь такая судьба. "Кто высоко возносится, тот низко падает, думал Дидерих.
– Что посеешь, то и пожнешь". И хотя он не был вполне причастен к событиям, приведшим Лауэра в тюрьму, фабрикант казался ему теперь чудовищем, отмеченным печатью Каина, в этом человеке ему мнилось что-то зловещее. Однажды Дидериху показалось, что на тюремном дворе маячит какая-то фигура. Было уже темно, но, быть может, все-таки?.. Мурашки побежали по спине у Дидериха, и он поспешил прочь.