Верноподданный (Империя - 1)
Шрифт:
– ...судьба одной работницы, - закончил за него Дидерих.
– Вы всегда рассуждаете, как политик.
– Всегда, - подтвердил Наполеон Фишер.
– До свиданья, господин доктор.
Он вернулся в цех. Дидерих пришел к выводу, что пролетарская политика имеет свои хорошие стороны. И сунул свои золотые в карман.
На следующий день вечером в гостиную снесли зеркала со всего дома. Эмми, Магда и Инга Тиц так вертелись перед ними, что едва не свернули себе шею. Наконец они нервно присели на краешки стульев.
– О боже, ведь уже пора!
Но на этот раз Дидерих твердо решил не приезжать слишком рано, как на процесс Лауэра. Не жди эффекта от своего появления,
– Ах, господи, - повторила фрау Геслинг, - да ведь я с удовольствием. Для меня, старухи, такие многолюдные вечера очень утомительны. Веселитесь, детки!
– И она, прослезившись, обняла дочерей, но те холодно отстранились. Они знали, что мать попросту трусит, ибо теперь везде судили и рядили только об одном - о чудовищной сплетне, которую она пустила.
В карете Инга тотчас же заговорила о том же.
– Да, Буки и Даймхен! Ужасно любопытно, хватит ли у них смелости появиться сегодня в "Гармонии".
– Им нельзя не приехать, - спокойно заметила Магда.
– Своим отсутствием они подтвердили бы, что это правда.
– А хотя бы и так!
– сказала Эмми.
– По-моему, это их личное дело. Меня оно нисколько не волнует.
– Меня тоже, - присоединился Дидерих.
– Впрочем, я только сегодня от вас обо всем услышал, фрейлейн Тиц.
Инга Тиц вспыхнула. Так легко к этой скандальной истории отнестись нельзя. Может быть, Дидерих решил, что она, Инга, все это сочинила?
– У Буков давно уже душа не на месте: даже слуги все знают.
– Ну, значит, сплетня состряпана в людской, - сказал Дидерих, слегка толкнув Магду, которая тоже, будто нечаянно, задела его колено.
Тут всем пришлось выйти из кареты и спуститься по лестнице, соединяющей новую часть Кайзер-Вильгельмштрассе с низко расположенной Рикештрассе. Дидерих ворчал: пошел дождь, и бальные туфли промокли. К тому же у входа в празднично освещенную "Гармонию" толпились бедняки; они неприязненно пялились на публику. Разве нельзя было снести этакую развалину, когда перестраивали эту часть города? Надо, видите ли, сохранить историческое здание "Гармонии"! Как будто у города нет средств воздвигнуть где-нибудь в центре современное первоклассное здание для общественных увеселений! Эти старые стены пропахли плесенью! А когда дамы входили в "Гармонию", они всегда хихикали, потому что на статуе Дружбы, украшавшей вестибюль, был высокий парик и ничего больше.
– Осторожно, - поднимаясь по лестнице, говорил Дидерих.
– Не то провалимся в тартарары.
Тонкие дугообразные перила тянулись вдоль лестницы, как две исхудалые от старости руки. Темно-розовое дерево перил выцвело от времени. Наверху, там, где эти руки соединялись, улыбалось блестящее мраморное лицо бургомистра с косичкой, который оставил все это городу и тоже был из рода Буков. Дидерих с досадой отвел глаза.
В длинной зеркальной галерее стояла полная тишина, лишь в глубине маячила одинокая женская фигура, она заглядывала через дверную щелку в зрительный зал; девушки пришли в ужас: представление, как видно, началось. Магда с плачем чуть не бегом бросилась вперед. Глядевшая в щелку дама повернулась и приложила палец к губам. Это была фрау фон Вулков, автор пьесы. Взволнованно улыбаясь, она прошептала:
– Пока все хорошо, моя пьеса нравится. Вы вовремя поспели, фрейлейн Геслинг, ступайте переоденьтесь.
Ах да, ведь Эмми и Магда выступают во втором действии. У Дидериха, как и у всех, тоже голова кругом пошла. Пока сестры с Ингой Тиц, которая вызвалась помочь им,
– Сейчас нельзя входить, вы помешаете, - сказала она.
Пробормотав извинения, он стал разглядывать стенные росписи и между ними - полуслепые зеркала, в которых видел собственное таинственно-бледное отражение. На нежно-желтом лаке, покрывавшем стены, обозначились причудливые узоры трещин, на росписях угасали краски цветов и человеческих лиц... Фрау фон Вулков прикрыла маленькую дверь, и Дидериху показалось, что на галерею кто-то вошел: это была нарисованная на двери пастушка с украшенным бантами посохом. Президентша осторожно затворила дверь, боясь помешать ходу действия на сцене, и все-таки в воздух взвилось легкое облачко пыли, словно с волос пастушки посыпалась пудра.
– Как здесь романтично!
– шепотом продолжала фрау фон Вулков.
– Вы не находите, господин доктор? Когда я смотрю в эти зеркала, мне чудится, будто на мне кринолин.
Дидерих, теряясь все больше и больше, посмотрел на ее слишком широкое платье. Голые плечи, худые и сутулые, белобрысые волосы. В довершение всего фрау фон Вулков носила пенсне.
– Эта рамка словно создана для вас, сударыня... графиня, - поправился он и тут же был награжден улыбкой за столь смелую лесть. Напомнить фрау фон Вулков, что она урожденная графиня Цюзевиц, было ловким ходом, на который не всякий способен.
– В самом деле, - сказала она, - с трудом верится, что этот дом строился не для подлинно аристократического общества, а всего лишь для добрых нетцигских бюргеров.
– Она покровительственно улыбнулась.
– Да, это странно, - шаркнув ножкой, подтвердил Дидерих.
– Но в наше время только вы, графиня, можете чувствовать себя здесь в своей стихии.
– Вы, несомненно, обладаете чувством прекрасного, не правда ли? высказала предположение фрау фон Вулков и, так как Дидерих не отрицал этого, заявила, что в таком случае ему грешно было бы пропустить весь первый акт: пусть смотрит в дверную щелку. Сама она давно уже, переминаясь с ноги на ногу, заглядывала в зал. Она указала веером на сцену.
– Майор Кунце сейчас уйдет. Он не подходит к этой роли, но что вы хотите, майор - член правления "Гармонии", он единственный, кто сумел понять и растолковать всем художественную ценность пьесы.
Пока Дидерих, без особого труда узнав майора, который нисколько не переменился, смотрел на сцену, авторша скороговоркой объяснила ему все, что там происходит. Молодая крестьянская девушка, с которой разговаривает Кунце, это его побочная дочь, следовательно, графская дочь, откуда и название пьесы "Тайная графиня"... В эту минуту Кунце, желчный, как всегда, брюзгливо просвещал на этот счет свою дочь. Объявив затем, что выдает ее за бедного родственника и завещает ей половину своих владений, он ушел, а графская дочь и ее приемная мать, добродетельная арендаторша, шумливо выражали свою радость.
– Кто эта ужасная особа?
– нечаянно вырвалось у Дидериха.
Фрау фон Вулков удивленно взглянула на него.
– Да ведь это комическая старуха из городского театра. Мы больше никого не нашли для этой роли, но моя племянница с большим удовольствием играет с ней.
Дидерих перетрухнул. Он имел в виду именно племянницу, когда говорил об ужасной особе.
– Ваша уважаемая племянница прелестна, - немедленно заверил Дидерих президентшу и восхищенно заморгал, глядя на толстую краснощекую физиономию, насаженную прямо на плечи, на вулковские плечи!
– Да и талантлива! прибавил он для верности.