Верность памяти
Шрифт:
— Пошли вы к черту с вашими оговорками! Наши союзники из рейха тоже, между прочим, надеялись быстро разделаться на востоке с армиями, которыми, как они повсеместно трубили, командуют неквалифицированные люди. Однако через три года они запели по — другому. Теперь свое отступление на востоке они объясняют необходимостью сократить линию фронта… И Словакия сейчас является последним уголком порабощенной Европы, где немцы еще способны одерживать победы…
— Вы думаете, что Кубович и Лубелан…
— Речь не о том, сможет
Затрещал телефон. Сотник взял трубку и, нахмурившись, слушал, лишь время от времени вставляя отдельные фразы:
— Пусть лезут… Подождем, пока не подойдут ближе… Ну а слева? Что слева? — Он торопливо приложил бинокль к глазам. — Оставили вас в покое? Сосредоточьте все усилия на шоссе. Кто там за командира? Кубович? — Он покачал головой и положил трубку.
— А теперь давайте прощаться, — сказал на рассвете сотник.
За ночь немцы успели подтянуть свои батареи из Плахтице и обрушили на позицию Габриша ураганный огонь. Казалось, ничто живое не сможет противостоять такому натиску превосходящих сил противника.
К этому времени сотник уже покинул командный пункт и расположился на переднем крае, откуда панорама боя просматривалась невооруженным глазом. Ему было отчетливо видно, как, продвигаясь короткими перебежками, приближались к ним серые фигуры вражеских солдат. Он взял ручной пулемет, проверил его и изготовился к стрельбе. Гавлик последовал его примеру.
— Я уйду только вместе с вами, пан сотник! — взволнованно воскликнул он.
— Боюсь, друг мой, вам придется долго ждать этого.
— Но ведь мы здесь не удержимся!
— Знаю… Но прежде чем они начнут праздновать победу и разливать по кружкам свой паршивый брандвейн, их похоронной команде придется изрядно попотеть…
— Нам же не уйти отсюда живыми! — продолжал волноваться десатник.
— Да, на войне иногда убивают… — меланхолично заметил сотник, внимательно наблюдая за полем боя. — Читайте побольше военных романов, там об этом написано.
Гавлик медленно перевел на него взгляд. Заострившийся профиль, рубашка мятая, вся в грязи… Однако в его лице было столько твердости и непримиримости, что десатник понял: Габриш позиции не оставит. Мысли о том, что сотник сознательно стремится умереть, он не допускал.
— Разве это принесет кому — нибудь пользу, если вы погибнете? — спросил он сотника.
— Я мог бы наказать вас за препирательство со старшим, да нет времени. Однако, если мы здесь погибнем, то погибнем не напрасно. Понимаете, наша смерть — это плата за честь нации, которой не дорожат наши правители из Братиславы.
— Но почему же плата должна быть
— Потому что это настоящий бой, а не опереточный фарс. Мы и так все время отступаем и один за другим сдаем врагу словацкие города. Пора наконец остановиться и сказать: дальше этого рубежа враг не пройдет… Иначе, друг мой, это не восстание, а только игра в него. Я, к примеру, больше отступать не хочу. Не хочу я не могу… Мне просто стыдно отступать, десатник… Собственно говоря, по какому праву вы затеяли эту дискуссию?
— Но мне тоже стыдно…
— Бросьте вы ваши разглагольствования, десатнлк. Дело дрянь… Уходите! — коротко приказал он и дал короткую очередь. — Уходите!
— Пан сотник…
— Марш отсюда!
— Вы не мой начальник и не имеете права мне приказывать! — возмущенно воскликнул Гавлик и выпустил сразу четверть патронов из диска своего автомата.
Серые фигуры на несколько мгновений залегли, но быстро поднялись и пробежали еще несколько метров.
— Берегите патроны! Ведите прицельный огонь! — кричал сотник, пригнувшись к своему грохочущему пулемету.
В них стреляли уже и с другой стороны, и на голову им то и дело сыпалась земля.
— Помните, десатник, я для вас начальник на земле, в небесах и в аду… Подчиненный, десатник, обязан… выполнять приказы старшего по званию… беспрекословно… — прерывисто хрипел Габриш, не прекращая стрельбы ни на минуту. — Выполняйте приказ!
— Но, пан сотник…
— Молчать! Отправляйтесь со своим дозором в штаб. Передайте там, что противник блокировал железную дорогу и шоссе и вышел к реке. Мы попробуем продержаться до тех пор, пока ваша тактическая группа не окопается. Какое — то время мы уже выиграли. — Оп сплюнул набившуюся в рот землю.
— Пан сотник, — стараясь перекричать ужасающий грохот, умолял Гавлик, — позвольте мне остаться с вами…
Сотник покачал головой.
— Но вы — то остаетесь здесь…
— Долг солдата и офицера меня обязывает, — коротко и просто ответил Габриш. — Поверьте, это не пустые фразы.
— Неужели вам так хочется погибнуть? Или вы совсем не дорожите жизнью?
— Конечно дорожу, — ответил сотник, лицо которого оставалось по — прежнему суровым. — Даже больше, чем вы думаете. Только существует нечто такое, что мы называем честью и долгом…
Его последние слова потонули в бешеном грохоте стрельбы. Фуражка слетела с его головы, которая тряслась в такт подпрыгивающему прикладу пулемета, на землю. И вот — у Гавлика даже в глазах потемнело от ужаса — прямо на бруствере около командира разорвался снаряд…
Когда клубы дыма и пыли рассеялись, Гавлик увидел неподвижно лежавшего сотника. Его широко раскрытые глаза смотрели в небо, а из страшной раны возле переносицы струилась кровь…
15