Верность памяти
Шрифт:
— Дело в том, что уже в то время ваших знакомых многое здесь не устраивало, а после Февраля 1948 года они предпочли переселиться на Запад. Вот когда им, вероятно, пригодились прежние контакты с западной разведкой, о которых руководители Сопротивления вряд ли догадывались… Понимаете?
— Теперь — то понимаю… Но в первые послевоенные годы я часто вспоминала эту ужасную историю и моих незадачливых наставников, которые постоянно призывали меня исполнить гражданский долг, а сами, когда дошло до дела, посчитали за
— К счастью для вас, все это уже позади, все кануло в. Лету, — с явным сочувствием произнес Гавлик. — Ну а позднее… вы, надеюсь, обращались в министерству национальной обороны?
— Зачем?
— Как это — зачем? Вы же совершили настоящий подвиг. И потом, уважаемая, когда придет время идти на пенсию, вы будете иметь определенные льготы…
— Боже мой, какая трогательная забота! — опять попыталась съязвить Мария. — Неужели вы полагаете, уважаемый, что я собственной персоной явлюсь в министерство и скажу: «Дорогие товарищи, выдайте мне справку о том, что когда — то давным — давно я зарезала эсэсовца. Справка эта мне очень пригодится, когда я соберусь уходить на пенсию…»
— Напрасно вы иронизируете, — укоризненно сказал Гавлик.
— Хорошо, давайте поговорим серьезно. Неужели вы считаете, что у меня достанет наглости прийти и заявить: «Вот, смотрите, перед вами настоящая героиня…» И вы думаете, мне поверят?
Он глядел на нее с грустной улыбкой. Действительно, вряд ли кто поверит, что эта сварливая стареющая директриса в минуту испытаний проявила исключительную смелость и решительность. Но так было…
Гавлик обнажил голову и склонился над телом сотника. Через мгновение он боковым зрением заметил, как из полуразрушенного окопа выскочил Кубович и бросился в его сторону.
— Черт возьми, что вы копаетесь, десатник? — на бегу кричал он. — Не задерживайтесь! С минуты на минуту здесь будут немцы.
— Я никуда отсюда не пойду! — решительно заявил Гавлик, хватаясь за пулемет сотника.
— Но это же бессмысленно! — крикнул ему четарж.
— И все — таки я остаюсь, — упорствовал Гавлик.
— Конечно, проще всего взять и погибнуть. А о том, кто будет сражаться потом, вы подумали? — обрушился на него Кубович.
— Я хочу сражаться там, где погиб сотник Габриш, — настаивал десатник.
— Сотник выполнял приказ! — старался перекричать шум боя Кубович. — И выполнил его до конца… А ты обязан сражаться там, где прикажет командование.
— Не пойду!
— Пойдешь как миленький, иначе тебе не поздоровится…
Шагая за четаржем и свободником, Гавлик клялся отомстить за гибель сотника, за гибель своих товарищей, за поруганную честь родины…
— И все — таки вы совершили подвиг… — произнес вслух Гавлик, будто хотел возразить самому себе.
— Так, может, мне следует
— Нет, — остановил он ее взмахом руки, — в министерство пойду я.
— Вы? — широко раскрыла она глаза.
— Да, предоставьте, пожалуйста, это мне, я знаю, что надо делать…
Она весело улыбнулась:
— И чем это я заслужила ваше расположение? Но если вы считаете, что сумеете все сделать достаточно деликатно…
— Это будет нетрудно, — заверил он ее.
— Заранее благодарю вас…
— Для такой женщины, как вы… я бы и не то сделал, — начал было он, но, заметив подозрительный блеск в ее глазах, осекся. — Поймите меня правильно, прошу вас. Вы потеряли горячо любимого человека, поэтому мой долг — помочь вам…
— Вероятно, он был самым обыкновенным, таким, как многие… — медленно заговорила она, — однако мне он казался настоящим героем… А может, он и был им в то время. Однако с тех пор многое изменилось, на многое мы стали смотреть по — иному…
Она умолкла и попыталась представить Милана — его широкоплечую фигуру, мелкие морщинки вокруг глаз… Больше она уже ничего припомнить не могла…
«Время неумолимо… — размышлял между тем Гавлик. — Когда — то, вспоминая сотника, я ясно представлял себе его лицо — пристальный взгляд, нос… Какой же у него был нос — прямой или с горбинкой? Теперь же в памяти все стерлось, остался только силуэт… А ведь все эти годы сотник служил для меня примером…»
— Простите, а как звали вашего жениха?
— Милан Габриш, — ответила Мария. — Сотник Габриш… — И вдруг, заметив, как побледнел собеседник, испуганно воскликнула: — Пан полковник, что с вами?
— Повторите, я, наверное, не расслышал, — нервно произнес он и почему — то вскочил.
— Пан полковник, что с вами? Немедленно сядьте или я…
17
— Айтос, — объявил, приоткрыв дверь, проводник. — Бургас тридцать минут… Бургас… Бургас… — принялся он втолковывать им, словно маленьким детям, подняв вверх три пальца, так как считал всех иностранцев людьми удивительно непонятливыми.
Вот и эти… Полковник даже не обернулся, а его спутница, хотя и заметила проводника, но смотрела как будто сквозь него. Поссорились они, что ли? С пассажирами это частенько случается, а уж если они супруги… Проводник проворчал что — то себе под нос и прикрыл дверь.
— Значит, жениха вашего звали Миланом Габришем… И погиб он не на Верхней Нитре, а под Стреговой… Я последний, кто видел его живым. Он погиб на моих глазах. Это был настоящий герой…
Мария из последних сил пыталась сохранить самообладание. Господи, хоть бы не разреветься! Иначе из этого полковника ни слова не вытянешь…