Верность сердцу и верность судьбе. Жизнь и время Ильи Эренбурга
Шрифт:
Как понял Юзеф Чапский, Илья Эренбург, при всем своем престиже, хорошо знал, в каких границах он может оказать влияние и не забывал, что живет под сталинской рукой.
Эренбург и иностранные корреспонденты
За годы войны Эренбург познакомился со многими иностранными корреспондентами. В отличие от других советских журналистов он не чувствовал себя стесненно в обществе западных коллег и отдавал должное их значению в общем усилии. Особенно теплые отношения сложились у него с Генри Шапиро. Генри Шапиро впервые приехал в Москву в 1933 году изучать советское право. Вскоре он начал давать очерки в «Нью-Йорк Геральд Трибюн» и стал профессиональным журналистом, заняв место главы информационного бюро, работавшего на агентство Рейтер, а затем и на Юнайтед Пресс.
Шапиро был с Эренбургом в июле 1941 г. во время первого воздушного налета немцев на Москву. Корреспондентам приходилось тогда работать в здании Комиссариата иностранных дел, где правительственные цензоры тут же визировали их репортажи. Спустившись при сигнале сирены в подвальное помещение, Эренбург и Шапиро часами беседовали о Париже, об оккупации города немцами. Это положило начало их дружбе. В то лето Шапиро получил согласие нескольких крупных советских писателей
Почти всю войну Шапиро по несколько раз на неделе встречался с Эренбургом в гостинице «Москва» и в «Метрополе», где размещался корреспондентский корпус и где у журналистов были офисы. Благодаря тому, что оба они, и Эренбург и Шапиро, были евреи и оба говорили по-русски, Эренбургу было легче доверять американцу. Шапиро как-то пожаловался: Сталин ответил на вопросы, заданные другим корреспондентом — Сталин дважды откликнулся на просьбы Генри Кассиди, работавшего на Ассошиэйтед пресс, — но не разу не удовлетворил запросы Шапиро. «С вашей фамилией, — комментировал Эренбург, — вы никогда ответа не получите». Обсуждал Эренбург с Шапиро и положение с Палестиной, интересуясь, «какая там жизнь и с чем евреи могут столкнуться там в будущем» [506] .
506
Генри Шапиро. Интервью, данное автору в 1984 г. в г. Мадисон (шт. Висконсин).
Добрые отношения сложились у Эренбурга и с американским журналистом Леландом Стоу, репортером-ветераном, освещавшим события гражданской войны в Испании, Второй мировой в Греции, в Норвегии, революции в Китае. Осенью 1942 года Стоу прибыл в Москву, где впервые встретился с Эренбургом. С помощью Эренбурга он получил возможность свыше недели наблюдать бои подо Ржевом, городом в полутораста километрах от Москвы, где Красная армия, несмотря на большие потери, продолжала наступательные операции против немецких дивизий. «Это была для меня беспрецедентная привилегия, — писал тогда же Стоу. — Для Красной армии Илья Эренбург, бесспорно, самый безотказный мандат, лучший из всех, какие выдают в Советском Союзе» [507] . Вместе с шофером и женщиной-офицером, бывшей участницей гражданской войны в Испании, они колесили по фронту на старой латаной машине, проделав за девять дней километров восемьсот. Грязь от осенних дождей превратили дороги в непролазные хляби, устланные срубленными деревьями, а их поездку — в буквальном смысле в зубодробительную. Дважды они ночевали в крестьянских избах, один раз — в полевом госпитале. На один день Эренбургу удалось раздобыть американский «джип» — «дань престижу, которым он пользовался у бойцов и командиров Красной армии, потому что почти за неделю, — вспоминал позднее Стоу, — нам попалось от силы двадцать „джипов“» [508] . Довелось Стоу присутствовать на допросе немецких пленных — обязанность, которую не без чувства мрачного удовлетворения взял на себя Эренбург. Он неизменно спрашивал немцев: зачем Германия вторгается в одну страну за другой? Пленные «либо отмалчивались, либо намеренно уклонялись в сторону, обходя все нравственные вопросы, связанные с гитлеровскими вторжениями в другие страны и казнями мирного населения». И еще Эренбург почти каждого спрашивал, поют ли немцы песни на стихи Генриха Гейне, и, получив утвердительный ответ, доставлял себе удовольствие напомнить, что Гейне — еврей [509] .
507
Stowe L. Off to the Soviet Front with Stowe // Evening Bulletin. 1942, October 13. P. 1, 4. Это был первый из двадцати двух репортажей Леланда Стоу. (Выражаю благодарность Историческому обществу штата Висконсин за предоставленные мне газетные вырезки).
508
Stowe L. They Shall not Sleep. New York, 1944. P. 256–257.
509
Stowe L. Evening Bulletin. 1942, October 28. P. 19.
Далеко не всем корреспондентам высказывания Эренбурга о войне были по душе. К 1944 году американцы чувствовали себя с ним особенно неловко. «По его мнению, Соединенные Штаты не несли своей доли в войне. Война в Тихом океане была для него не в счет. Он хотел одного — открытия Второго фронта, — вспоминал годы спустя Гаррисон Солсбери. — Эренбург считал американцев наивными, невежественными, полуобразованными колониальными людьми, не способными ценить европейскую культуру. Все это он выдавал острым, язвительным тоном, в длинных монологах, произносимых по-французски. Кое-кто из американцев пытался отругиваться, Эренбург выходил из себя, некоторые переставали разговаривать с ним и покидали комнату, если он входил» [510] . Вряд ли стоит удивляться, что еженедельный журнал «Ньюс уик» как-то характеризовал Эренбурга как человека «чрезмерно эмоционального, настроенного крайне профранцузски, который очень раздражает американцев, решившихся завести с ним знакомство» [511] .
510
Гаррисон Солсбери. Интервью, данное автору в 1982 г. в Нью-Йорке.
511
Newsweek. 1945, April 23. P. 65.
Все корреспонденты отмечали у Эренбурга «классическое презрение француза ко всему американскому или британскому, — свидетельствует Генри Шапиро. — Он любил повторять, что все, чем американцы обогатили цивилизацию — это Хемингуэй и сигареты „Честерфилд“. И всегда стрелял у меня „Честерфилд“. После войны он вернулся из Нюрнберга в том же настроении. Жаловался, что в офицерском клубе „американские варвары“ — так он их называл — первым делом подавали кофе и перебивали у него аппетит.
512
Генри Шапиро. Интервью, данное автору в 1984 г. в г. Мэдисон (шт. Висконсин).
Французы относились к нему иначе. Французы обожали Эренбурга, и он опекал их, как только мог. Он охотно ездил в эскадрилью «Нормандия», летную часть из французских пилотов на Восточном фронте, летавших на советских истребителях. Он также объяснял советским чиновникам, что среди немецких военнопленных есть солдаты, набранные в Эльзас-Лотарингии, которых насильно загнали в вермахт, и что их не надо отправлять в лагеря. Он ездил на фронт, чтобы помочь выявлять эльзасцев, и его заступничество многих спасло от плена и даже от худшей участи [513] .
513
Жан Катала. Интервью, данное автору в 1984 г. в Париже. См. также предисловие Ж.-Р. Блока к выступлению Эренбурга в Париже 4 октября 1946 г. (Ehrenburg Ilya. L’U. R. S. S. et la civilization. Paris, 1946. P. 16).
Во время войны гуляла полушутливая, полузлая острота, что «Эренбург ненавидит немцев за то, что они оккупировали Париж и ему приходится жить в России» [514] . Его номер в гостинице и впрямь напоминал парижский уголок. «На столе стояла пепельница Дюбоне, любовно свистнутая в каком-то кафе, — писал о временном жилище Эренбурга Жан-Ришар Блок. — В крошечной кухоньке — бутылка вермута, давно уже опорожненная и грустная: ведь ее занесло в такую даль и в такое тяжелое время» [515] . Эренбург даже отказывался носить нижнее белье советского производства, и его жена всю войну штопала и латала вывезенное из Франции [516] . В разгар борьбы, в мае 1942 года, Эренбург мечтал о возвращении в Париж. «И после войны мы вернемся к своей прежней жизни. Я съезжу в Париж, в Испанию. Буду писать стихи и романы», — говорил он поэту Семену Гудзенко. Гудзенко поразило, что «он очень далек от России, хотя любит и умрет за нее как антифашист» [517] . С другой стороны, случалось, что провинциализм русских соотечественников вызывал у него оторопь. Так, в одной из корреспонденций американский журналист назвал Эренбурга «франкофилом». Цензор ему этого не пропустил, заявив в объяснение: «всем известно, что Эренбург терпеть не может Франко» [518] .
514
Лев Копелев. Интервью, данное автору в 1984 г. в Нью-Йорке.
515
Bloch J.-R. L’U. R. S. S. et la civilization. Op. cit. P. 16–17.
516
Татьяна Литвинова. Интервью, данное автору в 1985 г. в Брайтоне (Англия).
517
Гудзенко С. П. Армейские записные книжки. М., 1962. С. 35.
518
Гаррисон Солсбери. Интервью, данное автору в 1982 г. в Нью-Йорке.
О чувствах Эренбурга к Франции хорошо знал Шарль де Голль. Когда в апреле 1942 года Эренбургу за «Падение Парижа» была присуждена Сталинская премия, де Голль послал ему из Лондона поздравительную телеграмму. В октябре Эренбург написал о де Голле восторженную статью, черпая из своих парижских переживаний 1940 года, когда он был свидетелем тщетной попытки де Голля сплотить французскую армию, а позже слушал по приемнику передаваемый из Англии его первый призыв к сопротивлению. Во время посещения де Голлем Москвы в декабре 1942 года Эренбурга пригласили на званый обед в посольство и посадили рядом с генералом. В мае 1944 года де Голль еще раз приветствовал Эренбурга как «верного друга Франции», когда тот получил высочайшую награду — орден Ленина [519] .
519
New York Times. 1944, May 13. P. 5. В своих военных мемуарах Шарль де Голль заметил, что Эренбург чрезвычайно талантлив, «но решил использовать [свой талант — Дж. Р.] исключительно в предписанном направлении и тоне». См.: The War Memoirs of Charles de Gaulle, 1944–1946. New York, 1960. P. 72. В августе 1944 г. А. Я. Вышинский публично критиковал Эренбурга за чрезмерные похвалы де Голлю. См.: Vaksberg A. The Prosecutor and the Prey. London, 1990. P. 248.
Эренбург оставался пристрастным поклонником французов. Даже после дня «Д» — 6 июня 1944 года — когда союзники форсировали Ла-Манш и высадились в Нормандии, он не изменил своим симпатиям. Казалось бы, ему следовало воздать должное англо-американскому десанту. Вместо этого он написал прочувствованную статью о французском сопротивлении, наследии Вердена, включив туда даже образ неизвестного солдата, встающего на борьбу с бошами. Он не мог побороть в себе недовольства вкладом союзников в войну с Гитлером и ограничился кислым комплиментом — «Мы восхищены отвагой наших союзников — англичан, канадцев, американцев». Три дня спустя в заявлении, напечатанном в газете «Правда», Сталин сказал то, что нужно было сказать, поздравив союзников с небывалой операцией — операцией, которую и Наполеон, и Гитлер грозились осуществить, но на которую даже не осмелились решиться: «…широкое форсирование Ла-Манша и массовая высадка десантных войск на севере Франции» [520] .
520
Правда. 1944, 11 июня. С. 3; Ibid. 1944, 14 июня. С. 1.