Верность
Шрифт:
– Моряки всегда сговорятся, товарищ штурман, – сказал старшина, – а вот адмиралы да министры всё портят. Всё хотят на нас хомут надеть.
– Не наденут, руки коротки, – отвечал штурман.
Сдав медведя вахтенному начальнику и переодевшись в штатское, штурман съехал на берег.
Вечером на пристани он наблюдал посадку в шлюпки возвращавшихся американских моряков. На скамейке у понтона, развалившись, сидел американский офицер. Около него замерли сержант и трое рослых солдат морской пехоты. У всех полосатые нарукавные повязки и clubs[16] в руках. Заметив нетрезвого матроса, офицер делал ленивый знак рукой. Солдаты тотчас же отводили замеченного к отдельно стоявшему моторному
Когда штурман вернулся на корабль и уже собирался идти спать, к трапу подошла шампунька с тремя полупьяными американскими матросами. Бросив гребцу по серебряной монете, они поднялись на палубу русского корабля и только здесь поняли, что в темноте китаец-шампунщик ошибся. Но он был уже далеко. Подошел Нифонтов.
– Отвезите нас на дистройер «Джонсон», сэр, – попросил один из прибывших. Нифонтов нахмурился и повернулся к штурману:
– Скажите им, что завтра мы вызовем американский катер и отправим их, а сейчас пусть ложатся спать в красном уголке. И чтоб не шумели!
Беловеский перевел, Павловский увел их вниз.
– Так они быстрее нас признают, – съязвил комиссар по адресу адмирала Штрауса.
48
Якум знал, что Совнарком намерен послать на Камчатку экспедицию, что она будет направлена через Шанхай и что на неё отпущено около миллиона рублей золотом. Очень беспокоился, что белогвардейцы попадут на Камчатку раньше, в своих телеграммах настаивал на немедленном выезде советского комиссара со штатом сотрудников и отрядом милиции. Чита не отвечала. Русские чиновники китайского телеграфа умело рвали связь с красной Читой. Наконец, узнав, что на Камчатку меркуловцы отправили военное судно «Магнит», Якум потерял терпение и сказал Клюссу:
– Положение становится с каждым днем всё хуже, а мы здесь обречены на бездействие, так как ответа на мои телеграммы из Читы нет. Боюсь, что Камчатка будет потеряна, если мы будем продолжать сидеть сложа руки. Теперь уже приходится думать о занятии Петропавловска силой. Это пока ещё возможно, так как на «Магните» не могли послать большого отряда.
– Положение ещё можно спасти, – отвечал Клюсс, – если дней через десять отправить на Камчатку «Адмирала Завойко» и «Ставрополь».[17] Разумеется, с многочисленной и хорошо вооруженной командой.
– Но ведь нет денег, нет людей, нет оружия.
– Если будут деньги, будет и остальное. Мы знаем, что посыльное судно «Диомид» задержано партизанами в заливе Ольги. Там наши. Надо выкупить «Ставрополь», погрузить в его трюмы побольше угля и отправиться в Ольгу. Там снабдить углем «Диомид», принять десант – сотни две партизан – и на трех судах двинуться в Петропавловск. Командир «Магнита» Дрейер, если мы его там застанем, наверно, сдастся без боя. Тогда меркуловцам не видать Камчатки как своих ушей.
– План хороший, но для этого нужны средства в иностранной валюте и полномочия. Я думаю, в нашем распоряжении осталось не больше месяца. Сидеть тут и ждать – преступно. Завтра я еду в Пекин. Из миссии, наверно, будет легче связаться с Читой и Москвой.
49
Клюсс не строил иллюзий. Он знал, что Стадницкий и Заварин поносят во Владивостоке «Адмирала Завойко» и его командира, беспокоился за жену и дочку. Приамурское «правительство», вероятно, начнет их притеснять. Его опасения подтвердило паническое письмо Нифонтовой. Она заклинала мужа немедленно вернуться домой. Сообщала, что её вызвал «сам» Подъяпольский и предложил освободить квартиру, если муж в месячный срок не вернется во Владивосток
Клюсс переговорил с Якумом. Тот согласился на вызов в Шанхай семей командира и старшего офицера, но материальной помощи, кроме денег на проезд, обещать не мог.
Неожиданно приехала Наталия Мечеславна с дочкой. Рассказала, как Подъяпольский хотел взять её заложницей. Остановилась в «Савойя-отеле», но всё время жить там было слишком дорого. Одна из её попутчиц посоветовала поселиться в районе Бродвея, в бордингхаусе миссис Рей, русской еврейки, давно жившей в Шанхае.
Действительно, всего за 30 долларов Наталия Мечеславна сняла большую комнату со столом.
– Гостей у нас принято оплачивать отдельно, если вы их приглашаете к обеду, – предупредила любезная, но практичная хозяйка. Она была на пороге старости: обрюзгшая, поседевшая брюнетка с большим римским носом. Зато её дочь – очень миловидна. «По ним можно себе представить, – подумала Наталия Мечеславна, – какова была мать в молодости и какой будет дочь через пятнадцать – двадцать лет».
В жаркий вечер субтропического лета Клюсс и Беловеский отправились на Сычуан-роуд. Штурмана пригласили на новоселье, которое решено было отпраздновать сегодня. Обед почти кончился, когда с Клюссом вступил в жаркий спор о будущем России один из недавно принятых постояльцев. Это был высокий рыжебородый мужчина средних лет, в шелковой белой рубашке, с водянистыми, выцветшими глазами. Клюсс отвечал ему очень сдержанно, но утверждение, что в России будет восстановлена монархия, назвал безумием. Рыжебородый начал кричать, осыпать Клюсса оскорблениями и явно лез в драку. Беловеский, сидевший рядом с Наталией Мечеславной, вскочил, когда тот бросился к поднявшемуся из-за стола Клюссу, но Наталия Мечеславна уже оценила обстановку:
– Сидите смирно, Михаил Иванович! Это провокация!
Клюсс тоже это понял. Он сдержался и не ударил рыжебородого. «Это белоэмигрантам нужно, чтобы я попал в газеты», – решил он и, извинившись перед хозяйкой, пошел наверх вслед за женой.
«Новоселье сорвано», – подумал Беловеский, входя в комнату. Смущенная миссис извинялась:
– У нас никогда таких вещей не было. Это Измайлов, механик торгового флота. Его теперь нигде не берут – пьет запоем. Сейчас он при деньгах, которые выиграл на скачках…
– Более вероятно, что ему их дали и научили провокациям против нас, – сказал командир, когда хозяйка ушла.
На другой день он перевез жену и дочку на авеню Жоффр, где, по рекомендации Лухманова, снял небольшую квартирку в доме, населенном китайской интеллигенцией. Это было дороже, но далеко от белоэмигрантов. Теперь он понял, что и в Шанхае придется постоянно беспокоиться о безопасности своей семьи.
50
Пока Якум в Пекине добивался связи с Читой, в шанхайских отелях разместились двенадцать конспиративно приехавших из Читы русских. Они старались держаться врозь, чтобы не привлечь к себе внимания. Это и был камчатский «комиссариат» – десять мужчин и две женщины. Ими распоряжался самоуверенный высокий человек в белом костюме – заместитель комиссара Камчатки Кузнецов. Приехавший с ними член Камчатского ревкома Воловников постоянно напоминал Кузнецову, что экспедиция должна быть организована быстро и конспиративно. На него Кузнецов и переложил все заботы по экспедиции. Воловников был хорошим товарищем, неутомимым работником, с 1908 года боролся за Советскую власть на Камчатке, знал Ларина и весь состав ревкома. В Читу он уехал из Петропавловска год назад.