Верность
Шрифт:
Закупка продуктов, товаров для экспедиции была организована через шанхайскую контору Центросоюза. Для перевозки этих грузов на Камчатку вместимость трюмов «Адмирала Завойко» была явно недостаточна, и в Пекине рекомендовали зафрахтовать пароход Добровольного флота «Ставрополь». Кузнецов по железной дороге съездил в Чифу и, вернувшись, сказал Воловникову:
– Пароход подходящий, но у него долг. Чтобы привести «Ставрополь» сюда и поставить под погрузку, долг надо погасить, и деньги эти будут для нас потеряны. Но главное – капитан, старпом и стармех явные меркуловцы. Рвутся во Владивосток. С ними далеко не уедешь!
– А если их сменить?
–
Воловников промолчал. Кузнецов телеграфировал в Пекин Якуму о своем решении. Якум отвечал гневной телеграммой: «Ваше решение считаю ошибочным, слагаю ответственность, выезжаю Шанхай».
Но Кузнецова это не остановило, и он оформил рейсовый договор на английский пароход «Ральф Моллер». Все остальное предоставил Воловникову, Якуму и привлеченному к подготовке рейса Клюссу. Они действовали согласованно и энергично. На покупку товаров, погрузку их на пароход и оформление документов ушло всего десять дней. Тогда в Шанхае это было возможно: все портовые склады были завалены всевозможными товарами, которых никто не покупал. Их ежедневно продавали с аукциона ниже себестоимости.
Наконец «Ральф Моллер» был совершенно готов к отплытию. На его палубе крепко принайтованы два деревянных паровых катера, купленные для рейдовых выгрузок. Трюмы полны продовольствием, одеждой, товарами первой необходимости – всем, в чём так нуждалось население далекой Камчатки и Командорских островов. А комиссара Камчатки всё не было, и никто о нем ничего не знал.
51
Расплатившись с рикшами, Нелли и Жаннетта вошли в холл отеля для состоятельных англичан. Обе были в коротких вечерних платьях, прозрачных, как сигарный дым, тщательно причесаны и в меру подкрашены. Свежие миловидные лица, округлые формы, оголенные до плеч руки и стройные ноги в изящных кремовых туфельках привлекали взоры толпившихся в холле мужчин. Все они, разных национальностей и разных возрастов, были одеты до странности одинаково: короткий белый тропический смокинг – настоящая жилетка с рукавами, – черные брюки навыпуск с черными шелковыми лампасами и лакированные черные полуботинки. Головного убора вечером не полагалось, его заменял напомаженный кок.
Отвечая небрежными улыбками на назойливые взгляды, обе женщины скрылись в кабине лифта. Перед тем как лязгнула железная дверь, они услышали брошенное вслед:
– Fresh girls.[18]
Был поздний вечер начала сентября. В танцевальном зале паркетный пол блестел как зеркало и, несмотря на открытые окна, было жарко. Под потолком, украшенным аляповатыми золочеными инкрустациями, как крылья ветряных мельниц, бесшумно вертелись ветрогоны. Завывал джаз, истерично хохотали саксофоны, громыхали литавры. Фокстроты чередовались с уанстепами, танго и вальсами. Несколько десятков пар медленно скользили по залу. Пахло духами, пудрой, душистым табаком. У расположенной в дальнем углу стойки толпились нетанцующие.
Вошедших подруг сейчас же заметили. Мужчины смотрели на них с восхищением, женщины – с завистью или пренебрежением. Их тут же пригласили, и через минуту обе ритмично покачивались в танце.
Нелли и Жаннетта были изощренными танцорками. Обе в совершенстве владели искусством завлекать своих партнеров не совсем скромными прикосновениями, происходящими как будто нечаянно. Жаннетта
После первого танца подруги уселись на диван и, обмахиваясь веерами, стали внимательно присматриваться к публике. Со многими они уже были знакомы. Вот тучный мистер Уокер, экспортер ханьчжоуского чая, вот маленький смуглый брюнет португалец Манедо, недавно приехавший из Гонконга в поисках богатого китайца-компаньона. Это люди прижимистые. Вот Меллаус, седой джентльмен с военной выправкой и решительным взглядом. Говорят, он полицейский. Вот Стюнкелъ, недавно приехавший из Харбина авантюрист. Он здесь проездом, но им уже интересовалась полиция. Вот бывший русский морской офицер князь Гедройц с порядком поредевшей шевелюрой и гнилыми зубами. Денег у него мало, он всё время кого-то ищет. Кого? Может быть, богатую невесту?.. А вот этот высокий молодой человек – новый. До сих пор они его не встречали. Какие манеры! Сколько величия и снисходительности! Как ему старается угодить прислуга! Значит, щедр… Кто же он такой?
Незнакомец поймал изучающий взгляд Нелли и бесцеремонно оглядел с ног до головы её и Жаннетту. Видимо, они ему понравились. На его лице мелькнула довольная улыбка.
– Сейчас он к нам подойдет, – прошептала Жаннетта, – смотри, не сделай какой-нибудь промах. Нужно быть сдержанными и встретить его похолоднее. Пусть сначала почувствует, что мы в нём не нуждаемся.
Она подарила очаровательную улыбку проходившему грузному американскому капитану и через минуту под вкрадчивую музыку аргентинского танго уже была в его медвежьих объятиях.
Незнакомец действительно подошел и, поклонившись с подчеркнутым достоинством, пригласил Нелли.
В танце он был как манекен. Никаких эмоций, обычных у мужчин, танцующих с опытной и прелестной соблазнительницей. «Холоден, как icecream,[19] – подумала она, – но подожди же, я тебя расшевелю. Нужно только узнать, что ты любишь». Танец кончился, и он, неощутимо прикоснувшись губами к протянутой руке, посадил её на диван.
На следующий танец он пригласил Жаннетту, потом снова Нелли. Протанцевав с Жаннеттой, он изменился: стал разговорчив и весел. Каждый раз, когда мимо проносилась Жаннетта, кружась под плавную мелодию вальса, он сильнее прижимал к себе Нелли и косил глаза на фигурку француженки, мелькавшую вокруг могучего корпуса танцевавшего с ней английского офицера.
– Бедная девушка, – сказал он своей партнерше, – как она старается раскрутить этого толстого британского сноба!
Нелли ответила ему чарующей улыбкой, которая говорила: а вы совсем не такой. Напускная наивная простота и молодость подруг, видимо, подействовали на мистера Джона: сажая Нелли на диван, он крепко сжал и нежно поцеловал её руку, не отошел, а сел рядом. Скоро с другого бока упала на подушки раскрасневшаяся Жаннетта. Она долго не могла отдышаться и все обмахивалась веером.
– Вы со всеми танцуете с таким усердием, мадемуазель? – спросил мистер Джон.
– Нет… Зачем? Только с вашими соотечественниками. Ведь вы англичанин? Австралиец? Ну, это одно и то же. Меня бесит ваша национальная невозмутимость и самодовольство. Мы, французы, совсем не такие.
– Вы правы, мадемуазель. Но договаривайте, я не обижусь. Хладнокровие и самодовольство это лишь оболочка, а под ней ограниченность и упрямство? Ведь так?
– Так. Теперь я вижу, что вы не англичанин. Они про себя так не говорят.