Вернуть вчера
Шрифт:
– Я очень извиняюсь.
Я хмыкнул.
– На этом маршруте, имея постоянное ускорение, мы никогда не сталкиваемся с невесомостью, - продолжала оправдываться она.
– Ну, почти никогда. Такое бывает лишь при развороте или если становится известно, что по той или иной причине придется отключить двигатель.
– Я тебе верю. А теперь одевайся и пойдем поглядим, что в чем там дело.
Анна оделась быстрее, чем я. Дожидаясь меня, она изо всех сил старалась ликвидировать последствия своего конфуза при помощи мягкого полотенца. И я с удовлетворением констатировал, что ей это неплохо
– А что теперь?
– спросила она, после того, как я застегнул брюки.
– Тебе лучше остаться здесь, - ответил я.
– Но ведь это мой корабль!
– возмутилась она.
– Ладно. Тогда идем. Но первым все равно пойду я.
Я думал о том, что у нее совершенно нет опыта работы в невесомости, и что от нее все равно не будет никакого проку. Однако оставить ее одну в погруженной во мрак каюте я тоже не мог. И к тому же, расположение отсеков корабля она знает гораздо лучше, чем я.
Оттолкнувшись от стены каюты, я подплыл к двери. Ухватившись правой рукой за спинку одной из кроватей, я получил достаточную опору, чтобы суметь левой рукой распахнуть дверь. Площадка вокруг центральной шахты была огорожена перилами, так что мне не составило большого труда добраться до следующей двери, где я и задержался у самого края шахты, дожидаясь Анну, следовавшую за мной с фонариком в руке.
Перед тем, как перебраться в шахту, я забрал у нее фонарь и сунул его себе за пояс. С винтовой лестницей я связываться не стал; на мой взгляд, более коварного препятствия для человека, находящегося в состоянии невесомости, нельзя и придумать. Так что я перескочил на центральную колонну, представлявшую собой тонкий металлический стержень, и уже по ней начал пробираться вперед. У себя за спиной я слышал прерывистое дыхание Анны и знал, что она тоже не отстает от меня.
Мы миновали уровень, на котором располагался салон и кают-компания, затем уровень, где находились каюты экипажа, и вскоре добрались до самого конца колонны. Дальнейший путь преграждала закрытая наглуха герметичная дверь. За ней находился отсек управления корабля. Стрелка барометра, табло которого светилось в темноте металлическим блеском, остановилась на нулевой отметке.
– Кто должен находиться в это время в отсеке управления?
– спросил я.
– Айвор, - в замешательстве ответила Анна.
– Это было его дежурство. И капитан, наверное.
– Удар пришелся сюда, - объявил я.
– Но ведь есть еще и остальные механик и помощник, свободный от вахты.
– Они должны быть где-то здесь, - прошептала она.
– Это я и сам знаю, - рявкнул я в ответ.
– Весь вопрос в том, где они шляются. Проклятая аварийка трезвонила так, что слышно было, наверное, даже на Окраинах! Должно быть, с ними что-то случилось.
Так оно и вышло.
Повернув обратно, мы возвратились на уровень, где находились каюты экипажа, и обнаружили, что обе двери, выходившие на площадку центральной шахты были плотно закрыты и надежно загерметезированы. Мы разыскали табло барометра, и если верить ему - чего нам ужасно не хотелось, ни игнорировать тот факт,
– Кто должен быть в машинном отделении?
– спросил я.
– Второй помощник.
– Так какого же черта он там делает? Пойдем!
Я снова ухватился за центральную колонну и поспешно поплыл вперед, минуя по пути различные ярусы корабля. Дверь в машинное отделение, находящаяся в самом конце колонны, оказалась герметически закрыта, и я взревел от досады. Но посветив фонариком на табло барометра, я почувствовал себя несколько лучше. Давление в помещении за дверью было нормальным. На всякий случай я постучал пальцем по толстому стеклу циферблата, но стрелка не тронулась с места.
– Ее можно открыть вручную, - сказала Анна.
– Хорошо. Сейчас покажешь, где это.
И она показала.
Щиток ручного открытия дверей оказался совсем не таким, с какими мне обычно приходилось иметь дело, и к тому же и сам механизм действовал с убийственной неповоротливостью. Но в конце концов дверь поддалась, и я лучь фонаря скользнул в царящую за ней черноту, освещая металлические части механизмов, стеклянные циферблаты индикаторов и блестящие капли некой жидкости, медленно кружащиеся вокруг парящего по воздуху субъекта в белом комбинезоне.
– Еще один!
– воскликнул я, будучи не в силах сдержать охватившего меня возмущения.
– Неужели среди вас нет никого, кто мог бы спокойно перенести невесомость, не похвалившись при этом харчами?
– Никки!
– окликнула Анна.
– Никки!
В ответ раздался сдавленный стон.
Я тоже застонал, заставляя себя переступить порог машинного отделения. Я вытащил механика из облака его же блевотины и встряхнул его. Он пытался отбиваться, и тогда я отвесил ему оплеуху.
– Не надо. Не бейте меня!
– прохрипел он.
– Я тебя еще не так отделаю, если ты сейчас же не возьмешь себя в руки. Где включается свет?
Он взмахнул безвольной рукой.
– Там есть щиток...
Я отцепился от него, ухватился за опору и направился к щитку, за которым скрывалась электрическая панель. Рядом с одной из кнопок была прикреплена табличка: АВАРИЙНОЕ ОСВЕЩЕНИЕ. Я нажал ее. Зажегся свет. Я огляделся по сторонам, не обращая внимания ни на механика, ни на Анну. Заметил на стене аппарат внутренней связи. Позвонил в главный отсек управления. Ответа не последовало - но я и не ожидал, что на том конце провода снимут трубку. Затем я попытался связаться с командиром корабля, его старшим помощником, главным механиком. Безрезультатно. Я положил трубку на рычаг.
Я обернулся и увидел, как Анна тем временем достает что-то из аптечки и передает механику. Что это могло быть такое, мне было ясно и без дополнительных пояснений. Я ждал, когда лекарство возымеет действие, проявляя при этом все признаки крайнего нетерпения. Между делом я достал сигарету, слегка помял ее в пальцах и сунул фильтр в рот, прекрасно понимая, что курение вызовет преступную растрату кислорода - ведь нам все еще только предстояло выяснить подлинные масштабы и последствия аварии однако, решил, что в данных условиях это будет вполне оправдано.