Вернуться в осень. Дилогия
Шрифт:
— Под кровать — к детям. Быстро.
Лаума наконец подняла тяжелую руку и вытерла со лба липкий холодный пот.
— Господь, Бог мой, помоги нам…
Юрм осторожно присел на лавку у окна и краешком нахмуренных глаз глянул на улицу.
— Юрм, миленький, отойди от окна…
— Тише…
Ярко светила луна, наполняя белым безжизненным светом пустую улицу и дома напротив, черневшие глухо задвинутыми дверями и плотно зашторенными окнами.
Под кроватью начала шмыгать носами малышня,
— Ну, маленькие мои… Все хорошо.
Девочка-найденыш испуганно таращила глазки, переводя взгляд с Юрма на Лауму и обратно. Не по-детски серьезные глаза тоже начали наполняться слезами. Лаума успокаивающе взяла ее за руку:
— Успокойся, все будет хорошо. Давай под кровать — к ребятам.
Штруп-штруп, штруп-штруп. Лаума вздрогнула и побледнела, Юрм быстро прижался к стене.
В конце улицы показались быстрые темные фигуры — огромные, высотой в рост человека, они неясными силуэтами отражались на стенах проносящихся мимо домов и на мощенной булыжником мостовой. Исполинские гончие псы мягкими прыжками неслись по городу, легко перескакивая изгороди и запертые калитки, свободно взлетая на покатые крыши пристроек и пустовавшие будки городской стражи…
Штруп-штруп, штруп-штруп. Под мягкими лапами не поднималась пыль, не шелестели опавшие листья, даже случайно не колыхнулись тонкие ветки декоративного кустарника и цветов…
Штруп-штруп, штруп-штруп. Юрм прижался к стене, сердце как сумасшедшее колотилось в груди, но он все равно краем осторожно смотрел, не в силах отвести зачарованного взгляда. Мимо мелькнула первая тень, вторая, третья… Четвертая, легко взвившись в воздух, перескочила через изгородь соседа напротив. Бог мой, бедный старый Хаус… Он и так прошлый раз разодрал зубами всех крыс в окрестных домах…
Штруп-штруп, штруп-штруп. Где-то недалеко пронзительно закричала женщина, зазвенело разбитое стекло, опять отчаянный крик и невнятная ругань, оборвавшиеся на половине…
Штруп-штруп, штруп-штруп. Мягкая, чуть слышная поступь легких лап начала постепенно отдаляться. Юрм вытер рукой вспотевший лоб и перевел дух:
— Пронесло…
Неподвижная бледная Лаума подняла непослушные руки и протерла глаза:
— Бог мой, как хочется пить…
Юрм отодрался от стены:
— Сейчас…
И вдруг наткнулся на расширенные, полные ужаса глаза девочки-найденыша…
— О-о-о-окно…
Он резко обернулся. Через стекло прямо ему в лицо смотрела огромная черная голова пса, поблескивая внимательными зрачками и ровным рядом острых зубов в разинутой пасти… Глаза начали увеличиваться, постепенно заполняя собой все пространство окна, потом комнаты, потом головы, души — ледяное спокойствие неживого, нечеловеческого, уверенного в своем господствующем всесилии и не понимающего человеческое, пронизывающим сквозняком
— Юрм!!!
Истошный крик Лаумы заставил его вздрогнуть, он медленно повернулся…
— Юрм…
Но это уже был не Юрм — на нее смотрели дикие, пылавшие огнем глаза зверя.
— Юрм, остановись…
По ее щекам потекли горячие слезы.
— Юрмочек, родненький, это же я — твоя жена, ты же любил меня…
Зверь в образе человека пригнулся и одним прыжком преодолел расстояние до Лаумы, воздух потряс дикий нечеловеческий вой. С глухим стуком отлетела в сторону и ударилась о печь отброшенная девочка-найденыш…
Лаума закрыла голову руками. С животным ревом зверь начал клочьями срывать одежду, обнажая нагое тело с красными, быстро набухающими бороздами царапин и синяков…
Над головой нависли выступившие стены разрушенного замка. Сергей мягко двинулся вдоль — из тумана вырисовались две остроконечные сторожевые башенки и полуразвалившаяся арка въездных ворот. Ров, когда-то полный воды, был почти засыпан битым мусором и зарос все тем же колючим, вездесущим кустарником. И ни одной твари…
Что здесь было не так? Подобные места — излюбленные прибежища членистых многоногих — всегда просто кишели клацающими челюстями и жвалами. Или же были заселены бездумными моргами…
Сергей закрыл глаза и сосредоточился. Несколько тусклых, почти невидимых пятнышек сзади, слева, справа — далеко, за пределами ста шагов. И абсолютно ничего впереди. Гм…
Он обошел лежавшую огромную обгоревшую створку центральных ворот, под ногами хрустнуло крошево битого кирпича. Над головой проплыла арка главного входа, соединяющая сторожевые башенки, и он осторожно ступил на внутренний двор. Здесь когда-то была большая битва…
Каменный двор-колодец был почти полностью засыпан осколками камня, обгоревшими деревянными балками, кирпичом и мусором — остатками основного арсенал-каземата, от которого остался только первый этаж. Видимо, взорвался пороховой погреб… За ним высоким пятном проглядывал величественный донжон.
Сергей, стараясь как можно меньше хрустеть по битому, наваленному кучами камню, стал пробираться ближе — ему нужно было туда. Там, скрытые в недрах подвалов, обычно хранились припасы, и там могла быть вода. Он находился в тумане шестой день, и вторые сутки ничего не пил — вода вообще крайне редко встречалась в сухом Рохе.
Вход в башню был засыпан мусором, и Сергей внутрь залез через окно, сощурившись и стараясь что-то разглядеть в полумраке. Вниз, в темноту, уходил крутой спуск спиральной лестницы, по кругу — очень кстати — темнели непрогоревшие черенки факелов. Он выдернул из гнезда твердую сухую палку и высек кресалом искру. Просмоленная, почти не портящаяся от времени пакля сразу занялась, пуская едкие клубы коптящего вонючего дыма. Сергей поднял факел повыше, в правой руке поудобнее перехватил меч и начал осторожно спускаться вниз.