Вернуться живым
Шрифт:
— Знаю, это была Амброзия.
— Знаю. Не важно. Прости, что я сомневался в тебе. Стоило тебе поверить.
— Я говорила ужасное.
— Я говорил ужасное. Детка, хотел бы я забрать свои слова.
Она заерзала и отвела взгляд.
— Я тоже. Но я рада, что ты сказал их. Потому что я юна, Декс. Ты на девять лет старше меня, и это меня пугает, знаешь? Ты опытнее в плане мира, секса и отношений, в плане всего. А я будто едва жила. Не просто говорить это, но… я переживаю за нас. Я переживаю, что испорчу все, потому что не знаю,
— Перри, все хорошо, — ее честность разбивала мне сердце.
Она покачала головой.
— Не хорошо. Декс, я так боюсь. Ты не знаешь, как сильно.
Я поцеловал ее в лоб и прошептал.
— Немного представляю.
— Нет, — сказала она, склонилась, чтобы наши носы соприкасались, и заглянула мне в глаза. О, как я хотел вырвать капельницу из руки и взять ее прямо на больничной койке, даже с пострадавшим ухом.
Она продолжала с дрожью в голосе:
— Нет, я сдерживалась, Декс. Я боялась даже позволить себе ощутить что-то глубже кожи. Ты знаешь, как я поняла, что могу потерять тебя прошлой ночью?
— Мамбо позвонила Максимусу.
— Нет, — она облизнула губы. Я тоже хотел облизнуть их, но она явно собиралась сказать мне что-то важное. — Она позвонила. Но я была в своей комнате. Я расхаживала, переживая за тебя. Я села на кровать и попыталась успокоиться и подумать. У меня была одна из твоих сигарет, и я зажгла ее — здесь везде можно курить. И я увидела Пиппу.
Я нахмурился.
— Правда?
— Да. Правда. Это была она. Стояла у кровати. У меня чуть сердце не остановилось, но… было приятно видеть ее. Это было мило. Она… одна из моей семьи переживает… и понимает, — она потерла губы и всхлипнула. Разбивала меня. — Она сказала мало. Просто сказала… что тебе не нужно переживать. Что от любви будет добро. Что наши сердца — магниты. Что мы не можем долго порознь.
Наши сердца — магниты. Я уже слышал такие мысли от Перри. Мне нравилось, как это звучало.
— Хоть это звучит банально, я думаю, что она права, — добавила она.
Я кивнул и снова притянул ее к себе. Пиппа была смертной, как мы, но знала о любви и потере. Я слушался ее совета.
— Декс, — сказала Перри в мою шею, ее влажные губы задевали мою кожу, вызывая в моем теле трепет. Она подняла голову и поцеловала меня со страстью, нежностью и глубоко. Я парил выше некуда.
Она убрала мои волосы, стараясь не задевать поврежденную часть головы. В ее глазах было так много всего, так много страха и надежды.
Перри глубоко вдохнула и прижала ладони к моему лицу. Она поцеловала меня снова, посмотрела мне в глаза и сказала:
— Декс Форей. Я люблю тебя.
Я не сразу понял ее слова, они впитывались медленно, не хотелось, чтобы они кончались.
Она невольно улыбнулась, хотя на моем лице было потрясение, и продолжила:
— Я люблю тебя. Я любила тебя с самого начала. И… порой я думаю, что не могу любить тебя еще больше. А потом люблю. Ты заполнил меня и распахнул
Я парил до этого, но теперь… приземлился. Это притянуло меня вниз, опустило на темную глубину, и это было прекрасно. Это держало меня на месте, и ее слова окутывали меня, как и искренность — любовь — в ее глазах, страсть ее прикосновения. Это было настоящим. В эту правду я хотел зарыться.
Я думал, от улыбки голова треснет пополам. Я не мог дышать, сердце победоносно колотилось. Я был невесомым, живым, потусторонним. Я ощущал ее кожу, ток между ладоней. Я притянул ее к себе и поцеловал, и целовал так сильно, что начал смеяться от радости.
— Детка, — выдавил я, переводя дыхание. — Детка, я люблю тебя сильнее прежнего, сильнее всего в чертовом мире. Ты — мой мир. И я хотел лишь, чтобы я стал твоим.
Она поцеловала меня. Я целовал ее. Она ласкала мою кожу, а я — ее. Все нервы моего тела ожили. И я был тверже бетона.
Я прижал пальцы к ее лицу.
— Детка, как только выдастся шанс, я знатно отымею тебя, — прорычал я.
Она хитро улыбнулась, ее глаза блестели.
— Думаю, отныне мы будем заниматься любовью.
— Тогда я отымею тебя знатно и с любовью, — я снова страстно поцеловал ее, притягивая к себе, зная, что тонкая больничная одежда никак не скрывала мой стояк. Я никогда еще не хотел ее так сильно. Я хотел закрепить это физически.
Стук в дверь.
Ну, конечно.
Заглянула медсестра с пухлыми щеками. Она нахмурилась, увидев, что Перри почти лежит на мне, и выдавила улыбку.
— Простите, его скоро осмотрит доктор, — сказала она и закрыла дверь, фыркая с отвращением.
Перри солнечно улыбнулась и выпрямилась.
— Я поняла намек.
— Она похожа на медсестру из «Башен Фолти», — отметил я, вспомнив серию, что мы смотрели недавно.
Она слезла с меня и окинула мое тело взглядом.
— Только у тебя проблема серьезнее вросшего ногтя на ноге. Декс, ты же знаешь, что случилось с твоим ухом?
Я сглотнул.
— Смутно помню, как Амброзия отрезала его.
— Доктора пытались пришить его. Они нашли часть у Амброзии, обнаружив ее тело. Но было слишком поздно. Зато твое тело быстро выздоравливает, Декс. Почти все порезы зажили. Они не могут это объяснить.
А мы могли. Я скривился.
— Хочешь сказать, что я теперь страшный?
— Они говорят, что твое ухо будет более-менее нормальным, когда заживет. Будет не хватать кусочка.
— Но это была лучшая часть, — простонал я.
— Радуйся, что она не лишила тебя члена.
— Это ты должна радоваться, — сказал я и расслабился, ощутив вдруг усталость. — О, теперь у меня есть недостаток.
Ее губы дрогнули.
— Точно.
Я посмотрел на нее, вспомнив, что сделал с Амброзией.