Вернувшиеся

Мотт Джейсон

Джим осмотрел свою семью. Внезапно он осознал, какими милыми были их дети. Он вдруг понял, какое большое значение каждый из них представлял для всех остальных.

— Я думаю, что это и было причиной его душевного кризиса, — сказал он жене.

Затем он склонился и поцеловал ее, словно нежная близость могла сохранить текущее мгновение на долгие века — как будто один поцелуй мог защитить их семью от всевозможных бед и не оставить его в полном одиночестве.

— Чем я такое

заслужила? — шутливо спросила Конни, когда их губы наконец разъединились.

Покраснев от смущения, она почувствовала легкое головокружение — ту сладкую истому, которая охватывала ее в далекой молодости, когда такие поцелуи были чем-то новым для каждого из них.

— Всей своей жизнью, — ответил Джим. — Я не знаю, как это выразить словами.

Глава 15

Совесть не позволяла Харольду утверждать, что он проявлял особую милость к молодому солдату. Но, несмотря на спесивую гордость, он все же признавал, что парень обладал определенными достоинствами. Или если не достоинствами, то знакомыми чертами характера. В мире, где мертвые возвращались к жизни, любая привычная манера поведения являлась сущим благом.

Он впервые увидел этого юношу в день бунта — примерно неделю назад. Молодой солдат хотел показать им новый участок лагеря. Затем люди Грина устроили провокацию в здании школы. Чуть позже вспыхнувший мятеж был подавлен. К счастью, никто не получил серьезных ранений. Были синяки и большое количество царапин из-за того, что прибежавшие солдаты довольно грубо укладывали заключенных на землю. Харольд слышал, что одного человека отправили в госпиталь. У него возникла аллергическая реакция на слезоточивый газ. Но теперь он был в порядке.

Все эти события казались очень далекими, как будто случившимися много лет назад. Но по опыту прежних бедствий, терзавших южные штаты, Харольд знал, что раны людей еще не зажили. Они лишь покрылись коркой из-за августовской жары и вежливых обращений «сэр» и «мэм», привычных для местных жителей. Заключенные по-прежнему чувствовали себя глубоко оскорбленными.

Харольд сидел на деревянной табуретке рядом с оградой, оплетенной колючей проволокой. Эту стену называли «баррикадой». Она разрасталась с ужасающей скоростью и, петляя, проходила через весь город от южного края, где находились оружейный магазин и старая «Заправка Лонга», до северной окраины, чьи ветхие жилища теперь превратились в аванпост гарнизона. Стена окружала зловонную школу, сотни домов, десятки контор и салонов, заключив в свою капсулу даже здание пожарного депо и офис шерифа, которые, в общем-то, располагались в одном здании. «Баррикада», с ее вооруженными солдатами, захватила большую часть города.

Вне стен и оград оставались только дома, которые не являлись частью Аркадии — пригородные фермы и коттеджи вольнолюбивых людей, предпочитавших жить на природе (к таковым, например, относились семьи Харгрейвов и проповедника). Территория лагеря все больше напоминала общую спальную. Когда школа уже не могла вмещать заключенных, власти начали выдавливать горожан из Аркадии и расселять их в отелях Уайтвилля. В покинутых домах солдаты тут же устанавливали койки и размещали там «вернувшихся».

Естественно, местные жители протестовали против подобного произвола, но Аркадия не была единственным городом, где творилось насилие, и Америка не являлась единственной страной, в которой ущемлялось право граждан на собственный кров. В мире стало слишком много людей. Условия жизни ухудшились.

Отныне Аркадию окружали блокпосты и бетонные стены. Почти всех местных жителей изгнали и заменили их огромным количеством «вернувшихся». Все это обещало рост напряженности. Маленький город не мог вместить в себя такую массу людей. Поначалу расширение лагеря принесло небольшое облегчение, но затем свободную территорию быстро заполнили новыми заключенными. И хотя так называемый «центр временного содержания» захватил всю Аркадию, арестанты по-прежнему жили в стесненных условиях. Харольду повезло, что они с Люсиль решили в свое время купить дом за городом. Он не мог представить себе, что делал бы, если бы его дом заселили незнакомыми людьми — пусть даже по распоряжению правительства.

За «баррикадой», окружавшей Аркадию, тянулась двадцатифутовая полоса свободного пространства, которая заканчивалась внешней оградой. Через каждые сто ярдов возвышались наблюдательные вышки. Солдаты патрулировали город и периметр стены. Проходя по территории лагеря, их отряды выстраивались в боевой порядок и держали на прицеле всех, кто встречался им на пути — даже детей, игравших на улицах. Люди часто останавливали солдат и расспрашивали их о нынешней ситуации — не только в Аркадии, но и в мире. Всех интересовало, когда отношение к «вернувшимся» изменится. Патрульные редко отвечали на такие вопросы.

Постовые на наблюдательных вышках стояли — или большую часть времени сидели, — уныло посматривая на толпы заключенных. В зависимости от настроения они либо скучали, либо болтали со знакомыми арестантами.

Молодого солдата, с которым общался Харольд, все почему-то называли «Младшим». Прозвище было совершенно непонятным, потому что парень, судя по его рассказам, не знал своего отца и имел другое имя — Квинтон. Однако люди, сколько он себя помнил, называли его «Младшим», поэтому данное прозвище казалось ему таким же хорошим именем, как и все остальные.

Младший всегда был гладко выбрит и проявлял усердие на службе — а именно этого вооруженные силы требуют от новобранцев. Он пошел в армию сразу после школы, не успев обзавестись колечками в проколотом ухе или каким-нибудь мало-мальским тату. Парень стал новобранцем по воле матери. Она сказала ему, что армию проходит каждый настоящий мужчина. Поэтому когда юноше исполнилось семнадцать с половиной лет и он отгулял свой школьный выпускной, мать привезла его на призывной пункт и отдала в надежные руки отцов-командиров.

Школьные оценки Младшего не впечатлили офицеров. Но он мог стоять на посту и держать в руках винтовку. Он мог выполнять приказы. И теперь парень делал это, неся караул в распухшем от «вернувшихся» городе. Всю последнюю неделю он проводил в компании ворчливого южанина и его ранее усопшего сына. Солдат проявлял к старику уважение, а на мальчишку, вертевшегося у ног своего отца, он старался не обращать внимания.

— Как долго вас будут гонять на эти вышки? — спросил Харольд со своей табуретки за колючей «баррикадой».