Верный меч
Шрифт:
Однако, я понимал, что пока мы доберемся на этих лошадях до Эофервика, они будут слишком усталыми для сражения, поэтому мы оседлали тех кабысдохов, которых купили в Сафереби: тех самых, которые уже доставили нас в Уилтун и обратно. Это значило, что у нас появится в два раза больше работы, потому что мы ехали без обоза и без конюхов, которые обычно заботились о животных, но выбора у нас не было.
Я вел своих лошадей во двор, когда увидел Беатрис, наблюдающую за нами из окна галереи. Это был первый случай, когда я видел одну из дам после возвращения из
— Я должен пойти сказать дамам, что мы уезжаем, — сказал я остальным, передавая им лошадей.
— Не задерживайся, — напомнил Уэйс. — Надо выехать до света.
В зале не было никого. Я знал, что Вигод с Осриком были на кухне, собирали нам провизию в дорогу. Я почти не видел управляющего сегодня утром, он не говорил со мной и, казалось, всячески меня избегал. Я не мог винить его за это.
— Твой господин хороший человек, — заверил я его, когда встретил во дворе чуть раньше. — Теперь я это знаю.
Я не считал, что должен рассказать Вигоду все, что мы узнали ночью. Было слишком рано, и сомнения все еще бродили у меня в голове. Я был уверен, что Гилфорд что-то скрыл от нас, хотя и не мог понять, что именно меня беспокоит.
— Всему есть объяснение, — сказал я управляющему. — И я обязательно найду его.
— Я надеюсь, что так и случится, — торжественно ответил он, и заторопился дальше.
Я решился подняться наверх к семейным покоям, которые находились в дальнем конце галереи. Дверь была оснащена прочным железным замком, а на концах притолоки вырезаны цветы с широкими лепестками.
Я постучал, открыла Беатрис. Ее лицо было слишком усталым, словно она плохо спала. Волосы свободно падали на плечи, и это застало меня врасплох. Но, с другой стороны, она была в своем доме, в собственной комнате, где у нее не было необходимости покрывать голову платком.
— Входи, — сказала она.
Я вспомнил наш последний разговор, ее поцелуй на моей щеке, и вдруг та же дрожь пронизала меня.
Попытавшись выкинуть воспоминания из головы, я вошел и очутился в небольшой комнате. В открытые ставни дул легкий ветерок, и я слышал доносящиеся со двора мужские голоса. На стене висел яркий гобелен, изображающий охотников на кабана: мужчины на лошадях опустили копья и готовились спустить собак, в то время как другие с луками ожидали возможности выпустить стрелу. На полу тоже лежал вышитый ковер, а в другом конце комнаты два резных стула стояли на страже перед двустворчатой дверью.
— Твоя мать здесь? — спросил я.
— Она все еще в постели, — ответила Беатрис. — Очень волнуется за отца.
— Как и все мы, миледи.
Мне не хотелось думать, что она могла сказать, если бы знала, как я пытался обвинить его в сношениях со вдовой Гарольда и в заговоре против короля.
— Она несколько дней страдает от болей в желудке. А с тех пор, как уехал Роберт, она почти не спит по ночам и с каждым днем ест все меньше и меньше. Она уже несколько дней не выходила
— Я уверен, что теперь Гилфорд позаботиться о ней. — слова с трудом шли с языка. Я больше не был уверен ни в чем, когда дело касалось священника.
— Я знаю, — ответила она.
— Ты знаешь его давно, не так ли?
— Почти всю жизнь, — сказала Беатрис. — Он начал служить отцу, когда я была совсем молодой.
— Насколько молодой?
— Пять или шесть лет, — она с любопытством смотрела на меня. — Не больше. Почему ты спрашиваешь?
— Что ты помнишь о нем с тех пор?
Она нахмурилась в ответ на мой вопрос.
— Я не понимаю тебя.
— Пожалуйста, — сказал я. — Я хотел бы знать.
Мгновение она колебалась, опустив глаза, но потом кивнула.
— Он часто заботился обо мне, когда я была маленькой, а отец был в отъезде, — сказал она. — Он учил меня многим вещам: говорить по-английски, читать на латыни, играть в шахматы. Даже когда я стала старше, он всегда готов был выслушать все, что я хотела сказать, всегда оберегал меня.
— Значит, ты доверяешь ему? — спросил я.
Она смотрела на меня, как на сумасшедшего.
— Я мало кому доверяю больше, — ответила она. — Почему ты спрашиваешь?
— Потому что он англичанин.
— Как и многие люди моего отца, — отрезала она, повысив голос. — И как его собственная мать, ты должен знать это.
Она продолжала требовательно смотреть мне в лицо, но я не отвечал, и в конце концов она отвернулась к открытому окну, глядя во двор на людей и лошадей. Ветерок перебирал ее волосы, блестевшие как золотые нити; ее грудь мерно поднималась и опускалась при каждом вздохе.
— Я вижу, ты снова уезжаешь, — сказала она.
— Мы должны ехать, чтобы догнать армию короля, прежде чем он достигнет Эофервика.
Она отошла от окна, снова повернувшись ко мне лицом.
— Пообещай мне, что сделаешь все возможное, чтобы помочь моему брату и спасти моего отца.
— Это мой долг, миледи.
— Послушай меня, — быстро сказала она. Ее щеки покраснели, но она отважно удерживала мой взгляд, пока я смотрел на нее, ожидая, что она скажет. — Роберт храбр, но он может быть безрассудным. Он хороший всадник, но у него мало опыта сражений. Ему понадобится твоя помощь. Я хочу, чтобы ты лично охранял его от всякого вреда.
Я хотел объяснить ей, что в сумятице битвы, среди врагов, почти невозможно следить за другими. Если ее брат не мог постоять за себя сам, я мало чем мог помочь ему. Но она не захотела бы понять это.
— Я постараюсь миледи.
Она выглядела не очень довольной, но таков был единственный ответ, который я собирался ей дать.
— В Эофервике мой отец просил тебя взять нас под свою защиту, — сказала она. — Теперь я прошу тебя сделать то же самое для Роберта. Я своими глазами видела твое мастерство. И я слышала от отца, как ты сражался при Гастингсе и спас жизнь своего лорда. Я хочу, чтобы ты служил моему брату так же честно и преданно, как служил графу Роберту.