Верный меч
Шрифт:
Она нахмурилась в ответ на мой вопрос.
– Я не понимаю тебя.
– Пожалуйста, - сказал я.
– Я хотел бы знать.
Мгновение она колебалась, опустив глаза, но потом кивнула.
– Он часто заботился обо мне, когда я была маленькой, а отец был в отъезде, - сказал она.
– Он учил меня многим вещам: говорить по-английски, читать на латыни, играть в шахматы. Даже когда я стала старше, он всегда готов был выслушать все, что я хотела сказать, всегда оберегал меня.
– Значит, ты доверяешь ему?
– Спросил я.
Она смотрела на меня, как на
– Я мало кому доверяю больше, - ответила она.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что он англичанин.
– Как и многие люди моего отца, - отрезала она, повысив голос.
– И как его собственная мать, ты должен знать это.
Она продолжала требовательно смотреть мне в лицо, но я не отвечал, и в конце концов она отвернулась к открытому окну, глядя во двор на людей и лошадей. Ветерок перебирал ее волосы, блестевшие как золотые нити; ее грудь мерно поднималась и опускалась при каждом вздохе.
– Я вижу, ты снова уезжаешь, - сказала она.
– Мы должны ехать, чтобы догнать армию короля, прежде чем он достигнет Эофервика.
Она отошла от окна, снова повернувшись ко мне лицом.
– Пообещай мне, что сделаешь все возможное, чтобы помочь моему брату и спасти моего отца.
– Это мой долг, миледи.
– Послушай меня, - быстро сказала она. Ее щеки покраснели, но она отважно удерживала мой взгляд, пока я смотрел на нее, ожидая, что она скажет.
– Роберт храбр, но он может быть безрассудным. Он хороший всадник, но у него мало опыта сражений. Ему понадобится твоя помощь. Я хочу, чтобы ты лично охранял его от всякого вреда.
Я хотел объяснить ей, что в сумятице битвы, среди врагов, почти невозможно следить за другими. Если ее брат не мог постоять за себя сам, я мало чем мог помочь ему. Но она не захотела бы понять это.
– Я постараюсь миледи.
Она выглядела не очень довольной, но таков был единственный ответ, который я собирался ей дать.
– В Эофервике мой отец просил тебя взять нас под свою защиту, - сказала она.
– Теперь я прошу тебя сделать то же самое для Роберта. Я своими глазами видела твое мастерство. И я слышала от отца, как ты сражался при Гастингсе и спас жизнь своего лорда. Я хочу, чтобы ты служил моему брату так же честно и преданно, как служил графу Роберту.
Честно и преданно, с горечью подумал я. После всего случившегося в последние дни, у меня была причина сомневаться в этом.
Беатрис выжидающе смотрела на меня. Это был взгляд ее отца, подумал я: уверенность, с которой она держалась; сила воли, которая восхищала и смущала меня.
– Ты клянешься?
– Спросила она.
– Что?
– Вопрос застал меня врасплох, и мне понадобилось время, чтобы собраться с мыслями.
– Мидели, я дал клятву твоему отцу, я поклялся на кресте. Я сделаю все, что смогу.
– Я хочу, чтобы ты дал клятву мне, - возразила она.
Она подошла ближе и протянула руку, стройная, бледная и серьезная. Браслеты на ее запястье сияли в свете свечей.
– В этом нет необходимости, - я попытался протестовать в последний раз.
– Поклянись мне, Танкред Динан.
Я смотрел на нее,
Она протянула руку и я взял ее в свою ладонь. Ее кожа была мягкой и теплой, а тонкие пальцы словно излучали свет. Мое сердце забилось быстрее, я встал перед ней на колено, положив вторую руку себе на грудь.
– Я даю торжественную клятву, что сделаю все возможное, чтобы помочь твоему отцу и привести твоего брата к тебе целым и невредимым.
Я смотрел, ожидая, что она ответит, наши взгляды встретились. Я чувствовал, как быстро кровь бежит по моим венам, пульсирует в висках, которые внезапно покрылись испариной, как жар растет с каждым ударом сердца. Скоро мне пришлось отвернуться, я не мог выдержать взгляд этих глаз, которые становились ко мне все ближе, ближе.
Я медленно поднялся на ноги, коснулся виска, отвел мягкие, как шелк, волосы за ухо. Ее щеки, обычно молочно-белые, пылали огнем, но она не уклонилась от моего прикосновения, не отвела глаз и, хотя приоткрыла рот, не сказала ни слова протеста. Я почувствовал ее теплое дыхание на моем лице, и вдруг моя рука скользнула на затылок, спустилась вниз по шее, вдоль спины, чувствуя все изгибы ее тела, такие новые и незнакомые, и я привлек ее к себе, когда она положила руки мне на пояс, а потом сомкнула их у меня за спиной.
Я наклонился к ней, наконец наши губы соприкоснулись: сначала легко и нерешительно, но поцелуй разжег нас, и, почувствовав, как ее грудь прижимается к моей, я крепко обнял ее за плечи.
Потом она молча оттолкнула меня и покачала головой.
– Нет, - сказала она.
– Я не могу.
Она повернулась к гобелену на стене так, что не мог видеть ее лица, только спину, закрытую распущенными волосами и вздрагивающие плечи.
Сердце быстро колотилось в груди, в горле было сухо.
– Беатрис, - сказал я, кладя руку ей на плечо.
Я впервые назвал ее по имени.
Она сбросила мою руку.
– Иди, - сказала она, ее голос срывался, словно в гневе, хотя я не был уверен, сердится ли она.
На меня она не смотрела.
– Миледи.
– Иди, - повторила она с большей силой, и на этот раз я сделал, как она просит, отступив назад, глядя на ее спину и мечтая еще раз посмотреть в ее лицо, но она не обернулась.
Я закрыл за собой дверь, и как только сделал это, сразу решил, что должен увидеть ее снова. После всего, что произошло в Дунхольме и в Эофервике, я снова чувствовал себя живым.
31
Небо было по-прежнему тяжелым и мрачным, когда мы начали наше путешествие на север. Я больше не видел Беатрис, и когда в воротах оглянулся на окна галереи, все они были закрыты.
Когда мы уже готовились выехать, Вигод вручил нам широкое полотно, обернутое и закрепленное на конце длинной палки.Оно казалось черным, но, развернув его, я увидел так же желтые полосы, украшенные золотистой отделкой.
– Знамя лорда Гийома, - сказал управляющий.
– Возьмите его. Сражайтесь под ним. Благополучно вернитесь с ним домой.