Вероника из Тарлинга
Шрифт:
Конта поднялся и встал напротив нее, загораживая очаг.
— Но один древний обычай я бы не прочь вернуть на сегодняшнюю ночь. Похоже, ты увлекаешься изучением старины и помнишь, что нужно сделать женщине, чтобы взять себе мужа. Всего лишь громко об этом сказать, назвав его имя. В свидетели мы можем взять огонь и воду, как делали наши предки. Ну, же, Вероника… смелей! Скажи о своем желании, и я буду твой до конца моей жизни. А ты будешь моя. Уже не важно, по каким обрядам и законам.
Глава 15. Огненная метель
Слова
Новое, обжигающее чувство было незнакомо ей, но, в то же время, казалось, что именно для этих волнующих минут она расцвела, созрела, и сейчас готова предложить свою жертву на алтарь обоюдной страсти.
О, да! Она будто вспомнила, что когда-то очень давно, даже еще до рождения уже была настигнута подобным желанием. Стояла душная летняя ночь и обнаженные люди без стыда танцевали вокруг украшенного лентами и ветвями столба, а потом разбивались на пары и убегали в темные заросли, чтобы насладиться друг другом.
Луна осыпала зыбким серебром их тела, и костры бросали вверх снопы яростных искр, пока дым разносил по долине ароматы особых трав, наполнявших чресла мужчин неутомимой силой, а женское лоно склонностью к принятию семени.
Конта ждал ответа, но, потрясенная живостью картин, роящихся в ее голове, Вероника прошептала бессвязно:
— Метель из огненных цветов…
— Что?
— Вокруг меня. И ты тоже охвачен ею. Она повсюду — сам посмотри!
— Тебе страшно?
— Разве ты тоже видишь?
— Я вижу тебя, я слышу тебя и мне довольно. Я желаю тебя, Вероника. Назови меня своим мужем и отведи в свою спальню. Мы завтра же объявим по всему городу, что герцог де Маликор нашел избранницу. Конечно, мы сходим в храм и там принесем свои клятвы, но брак заключим в столице. Гальбо сам хочет нас благословить.
— Король? — ахнула она, широко раскрывая глаза.
Мысли путались, потому что Конта привлек ее к себе и осыпал поцелуями изгиб шеи, отодвинув тонкий платочек, слизывал капельки пота с тонкой ключицы. Осторожно коснулся щеки и губ, смешав ее горячее дыхание со своим.
— Говори, Вероника. Я не буду принуждать тебя делать то, чего ты не хочешь.
Теперь ее глаза были полны слез. Сердце разрывалось от желания стать ему ближе, но сомнение вдруг налетело подобно порыву холодного ветра, заставив трепетать в сильных руках герцога.
— Может, тебе все равно и просто нужна женщина для постели — после застолья и общества привлекательных дам ты пришел сюда именно за этим? Тобой движет простое мужское желание? Я готова отдать все, что у меня есть, так немного… и не буду жалеть. Но если утром ты станешь другим, как тогда,
Он взял ее лицо в ладони повернул так, чтобы видеть лучше в неясных отблесках пламени.
— Ни одна женщина не заменит тебя в моем сердце. Сейчас я это понимаю и готов признать, что поступаю скверно, подталкивая тебя к тому, на что ты пока не готова. Я буду ждать, сколько нужно. До церемонии в столице, если ты хочешь. Наваждение… твои глаза… губы… твой голос и вино в моей крови заставили меня быть почти грубым. Ты заслуживаешь иного, Вероника. Теперь я понимаю.
Внезапно он выпустил ее из объятий, схватившись за левую часть груди, и сморщившись от боли.
— Постой! Меня будто царапнула сталь, странно… здесь только твой медальон.
Конта вытащил из кармашка подарок Вероники и поднес к очагу, желая рассмотреть. Но тут же издал новый возглас изумления.
— Да он раскололся! Не понимаю, как такое могло случится!
Вероника бережно взяла с раскрытой ладони герцога знакомую вещицу. И впрямь, от самого крепления цепочки до основания пробегала широкая трещина с неровными краями.
— Чудеса! Я хранила его столько лет. Будет жаль, если хрусталь искрошится и птичка останется без защиты.
— Мы найдем снегирю другое гнездышко. Ему будет лучше на бархатном ложе, чем в холодном камне.
— Отчего же случился изъян? — огорчилась Вероника, искренне сожалея.
А Конта глубоко вздохнул, накрывая своей ладонью ее руку с медальоном.
— Во всем виновата "огненная метель". Наверно, я слишком крепко прижал тебя к себе, так крепко, что ледяные оковы не выдержали и почти распались. Еще несколько столь же горячих объятий и не удивлюсь, что даже сам снегирь оживет. Тебе же обещано чудо! Феи никогда не бросают слов на ветер. Хотя всегда могут оправдаться, что их неправильно поняли. Вот же проказницы!
— Фея? Ты хочешь сказать, что та старая гостья была настоящей феей?
— Думаю, так и есть.
— И она оставила для тебя медальон. Значит, вы с ней тоже встречались.
— Когда-нибудь я тебе расскажу.
— Да-да, мы еще не договорили о твоем прошлом! Хотя, пожалуй, я не захочу слышать о женщине, которую ты прежде любил.
— Нет, я скажу, иначе ты все равно будешь думать и даже придумывать лишнее. Но теперь мне легко вспоминать. Леди Аглее сказали, что Кайро превратил меня в калеку, изуродовал лицо. А я так хотел ее видеть, что по возвращении в Гальсбург первым делом явился к ней в дом. Я сильно хромал, у меня была сломана левая рука и пара ребер. Кровоточили отметины вот здесь — не стал их скрывать. Я спешил дать знать леди, что жив. А потом увидел в ее глазах ужас и отвращение. Она стала белее снега и упала на руки слуги. Я сбежал из столицы, желая найти смерть в бою, а потом передумал. Зачем умирать, когда стране нужны воины, способные биться за нее. Я был молод и силы быстро вернулись.