Вероника: проект «Горгона»
Шрифт:
– Послушайте-ка запись! – говорит он. На фоне шума и треска снова звучат вопросы Келера, и чуть тише – монотонное пение на несуществующем языке. Запись прослушивают полностью. Единственное, что связывает ее с тем сеансом, который они запомнили – просьба девушки не убивать ее, которая звучит ясно и отчетливо, чем разбивает предположение профессора, что голос Вероники не записался из-за проблем с аппаратурой.
– Это удивительно! – восклицает Келер. – Вы позволите мне получше изучить запись?
– Конечно. Однако хотелось бы услышать ваше мнение.
– Я могу
– Вам не показалось, что в тот момент, когда мы ощутили ветер, шумы на записи усилились?
– Нет. Впрочем, возможно, при дальнейшем исследовании мы сможем узнать это наверняка. А она, – профессор указывает на Веронику, – сейчас такая же, как до гипноза?
– Вроде бы. Вера, как вы себя чувствуете?
– У меня ужасно болит голова, – жалуется она.
– Может воды? Хотя, здесь должно быть лекарство, сейчас я распоряжусь, чтобы его принесли.
– Вы меня еще недавно хотели убить, а теперь беспокоитесь из-за того, что у меня болит голова?
– Я все еще могу это сделать, например, чтобы избавить тебя от страданий, – тихонько шепчет он ей. Мужчина все еще злится на Веронику за то, в чем, как он и сам понимает, она не виновата: за то, что сеанс прошел не по плану; за то, что ее слова он принимал за ложь; за напоминание ему о секундной слабости, которая, возможно, толкала его к верному действию.
– А можно кофе, но самый крепкий, какой только может быть? – на сей раз без повелительных ноток в голосе просит девушка.
– Интересно, – произносит профессор, пока министр вызывает солдата, чтобы заказать для Вероники кофе, – у вас сразу после сеанса возникло недомогание?
– Да, – признается она. – Сначала было ничего, а потом хуже и хуже.
Келер подходит к девушке и просит ее руку. Глядя на часы, он внимательно считает ее пульс.
– Сорок три удара в минуту! Неудивительно, что вам хочется кофе!
– Может быть, ей нужен врач?
– Нет, коллега, если я прав, врач ей не потребуется. Я подозреваю, что Вероника обладает некими особенными способностями, которые она использовала во время сеанса, кроме того бормотания. Похоже, что все силы ее организма были брошены на обеспечение работы этих способностей. Именно это и привело к временной брадикардии и, как следствие, к снижению артериального давления, из-за чего у нее и разболелась голова. Проверим, поможет ли кофе.
– Прекрасно, профессор, – усмехается девушка, – только если вы не правы, я умру от взрыва сосудов в моей голове или от остановки сердца. Ведь вы не знаете наверняка, что вызвало эту пусть даже временную брадикардию.
– Не знал, что ты разбираешься в медицине, – обращается к ней министр.
– Я и не разбираюсь, мне просто понравилось это слово, – кокетливо произносит она и шепотом добавляет: – А мы разве не на «Вы» при посторонних?
– Так, господин Келер, забирайте
Профессор выполняет поручения: расписывается, забирает бобину с пленкой и покидает помещение.
– Ну вот, теперь нам ни к чему формальности, – говорит мужчина Веронике, – посторонних нет. Откуда у тебя взялись познания в медицине, я что-то не помню, чтобы включал ее в список обязательных для тебя лекций?
– Да не знаю я, – отвечает девушка, глядя в черноту кофе. – Когда профессор стал об этом говорить, я представила очень четко все то, что могло бы происходить в организме, но тут же поняла, что если он ошибается, это может быть фатально для меня.
– А как ты определишь сама свое состояние, если отойти от его предположения?
– Свет ушел.
– Прости?
– Во мне как будто концентрировался свет, и он ушел из моего тела во время сеанса, поэтому мне не хватает сил, чтобы поддерживать в себе жизнь в полной мере. Все восстановится, когда снова накопится свет.
– А как это связано с кофе?
– Кофе бодрит. Вы разве не знали?
– С тобой забываешь, что у чего-то может быть простое объяснение. – Снова входит тот же солдат и ставит на стол поднос с чашкой кофе и сахарницей. – Почему ты не пьешь, ты же сама просила?
– Я ждала, когда принесут вам. – Девушка делает осторожный глоток. Кофе сварили, действительно, очень крепкий, как она и просила. Он горький, невкусный, от него непременно с минуты на минуту появится тупая боль в области сердца, но это именно то, что, по мнению Вероники, способно восстановить ее силы.
– Постарайся в ближайшее время чаще бывать на людях. – Ни с того ни с сего произносит мужчина. – Если мне придется использовать незнакомых тебе связных – при них будут послания от меня. Тому, кто представится моим связным, но не предъявит записки, не верь. Можешь делать с такими агентами, что хочешь, главное, не ходи с ними никуда.
Она поднимает на него удивленный взгляд, но ее собеседник, кажется, и не думает пояснять сказанное. Все это для нее слишком подозрительно, ведь раньше подобных разговоров не возникало. Наконец, она решается спросить:
– А что случилось?
– Пока ничего. – Отвечает он, но, заметив ее встревоженность, нехотя объясняет: – Помнишь, я говорил, что тебя хотят у меня забрать?
– Помню, но разве вы не уладили этот вопрос?
– Многое изменилось с тех пор. А вообще, у меня слишком мало времени, чтобы заниматься тобой, поэтому я бы уже и сам передал тебя… им. – Он отрешенно смотрит в пустоту. Сейчас ему действительно безразлично, что будет с Вероникой. Она отняла у него привычный ритм жизни, она изменила его мировоззрение, мысли о ней часто не дают сосредоточиться на важных делах, но хуже всего то, что Вероника опасна – он пригрел слабого котенка, а теперь из этого котенка вырастает львица.